Иллюзии молодого Твена

В "Позолоченном веке" нарисована сумрачная картина. Но сводит ли она на нет светлую картину, нарисованную в "Закаленных", в смысле общей оценки американской жизни? Этого утверждать никак нельзя. Побудительные мотивы деятельности героев "Закаленных" ненамного отличаются от стремлений героев "Позолоченного века". И те и другие воодушевлены жаждой личного обогащения. Правда, в "Позолоченном веке" собрана весьма непривлекательная коллекция уродств из коммерческого и политического обихода американской республики. Читатель романа может задаться вопросом: разве они не являются следствием погони американцев за богатством? Упоминавшаяся уже вторая сюжетная линия "Позолоченного века", посвященная "трудолюбивым" и "добродетельным" капиталистам, вносит ограничения в такую постановку вопроса. Основной автор этой части романа, Чарльз Уорнер, отвечает, что уродства американской жизни вызваны не погоней за богатством вообще, но "бесчестной" погоней за богатством. Однако создатель образа Селлерса, Твен, не может подписаться под этой буржуазно-либеральной моралью. Твен может ошибаться, но он не может лицемерить. Он пока что стоит на почве жизненной философии буржуазного общества и не собирается никого вводить на этот счет в заблуждение. В предисловии к английскому изданию "Позолоченного века", обращаясь к европейскому читателю, Твен прямо говорит, что "всепроникающий дух спекуляции", изображенный в "Позолоченном веке", имеет "не только дурные, но и хорошие стороны", ибо формирует общественный прогресс, и что лучше иметь его вместе с его дурными сторонами, нежели быть лишенным его совсем. Он склонен рассматривать изображенные в романе темные стороны американской жизни как преходящие. "Громадное большинство американцев прямодушны и честны", - пишет Твен. И дальше: "Я твердо верю в благородное будущее моей родины".

Идейные противоречия, в которые был вовлечен молодой Твен и которые в дальнейшем образовали основной конфликт его мысли и творчества, были в огромной степени идейными и жизненными противоречиями широких масс американского народа. Их суть состояла в неспособности подойти к буржуазной цивилизации с исторической меркой, с оружием исторической критики, в неумении рассматривать буржуазный строй как одну из ступеней общественного прогресса, но не как конечное общественное состояние.

Отсутствие экономических и политических институтов феодализма в американской буржуазной республике рассматривалось большинством американцев как гарантия гармонического социального развития. Подъем производительных сил страны после разгрома южного рабовладения, развитие промышленного производства и техники, увеличивающаяся власть человека над природой, рост, национального богатства, короче говоря, исторически прогрессивные функции буржуазного способа производства, освобожденного от пут феодализма, казалось, вели американскую буржуазную республику прямым путем к общественному идеалу. Социальные невзгоды на этом пути казались преходящими, а непривлекательные стороны буржуазного прогресса "извинительными" и заслуживающими снисходительного к себе отношения, как "болезни роста". Широкие массы американского народа долгое время верили, что торжество капитализма будет и их торжеством, что материальные блага, принесенные буржуазной цивилизацией, достанутся всем гражданам буржуазной республики.

Господство личного интереса и конкуренции как движущих пружин экономического прогресса рассматривалось - усилиями буржуазных пропагандистов - как великое достижение буржуазного строя, обеспечивающее равенство граждан в экономической сфере и безграничную возможность преуспеяния.

Возникшая в Европе уже в самом начале XIX века романтическая критика капитализма с позиций, идеализировавших "патриархальные" стороны добуржуазных укладов, не нашла достаточно влиятельной поддержки в США, где основная масса идеологов разделяла - в буржуазно-вульгаризированной форме - взгляды просветителей XVIII века, рассматривавших всю историю человечества до буржуазной революции как царство варварства и тьмы.

Новая критика капитализма, прямо или косвенно связанная с рождением социалистических идей в Европе и объективным изучением имущественных отношений и социальных противоречий при капитализме, натыкалась в США на могущественное препятствие. Таким препятствием была широчайшая распространенность в этой наиболее передовой, богатой и могущественной буржуазной демократии иллюзий и предрассудков относительно сущности и судеб капиталистической цивилизации.

Диккенс, Теккерей и другие выдающиеся представители социального романа в Англии в своих "наглядных и красноречивых описаниях" буржуазного общества, по известным словам Маркса, "раскрыли миру больше политических и социальных истин, чем все профессиональные политики, публицисты и моралисты, вместе взятые"^*. Не подлежит сомнению, что предисловие, подобное цитированному предисловию Твена к английскому изданию "Позолоченного века", могло бы быть написано в Англии 1870-х годов лишь сознательным апологетом буржуазного строя, желающим затуманить сознание эксплуатируемых масс в интересах имущих классов.

^* (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 10, изд. 2-е, стр. 648 ("Английская буржуазия").)

Твен был чужд таких намерений. Напротив, он искренне стремился обратить внимание своих соотечественников на многие ненормальности их жизни. Беда его была в том, что, видя безобразия, вершившиеся в американской буржуазной республике, он был пока еще далек от мысли, что эти безобразия не являются следствием изъянов совершенной в основном социальной системы, но вполне закономерным проявлением порочных принципов, лежащих в ее основе, что разрушительный, хищнический и эксплуататорский элемент буржуазного прогресса не только вносит разложение и хаос во все проявления общественной жизни американской буржуазной демократии, ее экономику, политику, право, общественную мораль, искусство, но не щадит и частную жизнь гражданина буржуазной демократии, его семейные отношения, личную нравственность, связи с другими людьми, самое его человеческое существо. Постижение этих истин далось Твену дорогой ценой и, собственно говоря, составило идейную подоплеку всего его дальнейшего творческого пути.

С самого начала противоречив и образ американского "простака", который является на первых порах основным героем молодого Твена и в котором он пытается соединить свой личный взгляд на американскую жизнь, живые наблюдения с программной пока что для него как писателя юмористической апологией американской действительности.

Критикуя в "Простаках за границей" европейское наследие по двум направлениям, со стороны его общественного содержания и его эстетической ценности, Твен в обоих отношениях обнаруживает серьезные слабости. Они вытекают из идеализации американской социальной жизни и неспособности разобраться в европейской современности, с которой он сталкивается. Он во власти наивных предрассудков о "старой Европе", господствующих в США и рисующих европейские страны как оплот феодальных пережитков. В то же время он, находясь во власти того же анахронизма, пытается рассматривать свою родину как страну "третьего сословия", так и не расчленившегося на собственно буржуазию и трудовые народные массы. Создавая образ американского "простака", критикующего политический и социальный строй стран Европы, их нравы, их искусство, Твен пытается стать на позицию человека из народа, развивающего демократическую критику барской, аристократической жизни и культуры.

Как уже сказано, такая попытка является исторически запоздалой на добрые сто лет.

Нельзя отрицать, что буржуазно-демократические Соединенные Штаты имели многое, чем похвалиться перед Европой конца 60-х годов XIX столетия. Однако они уже обрели, шагая по пути буржуазного прогресса, отвратительные и общественно опасные черты - собственно капиталистического происхождения в экономической и политической жизни, в моральной и эстетической сфере.

Основатели научного социализма систематически отмечают в США XIX столетия нарастание антагонистических социальных противоречий. Даже социологи и писатели из среды европейской буржуазии не решаются более противопоставлять порокам Старого Света добродетели Нового, как это делали просветители XVIII столетия. Они ограничиваются тем, что сравнивают буржуазные пороки в Европе, осложненные феодальными пережитками, с "чисто" буржуазными пороками Соединенных Штатов и часто приходят к неутешительному выводу о будущем заокеанской республики.

Молодой Твен ни по своему образованию, ни по обстоятельствам жизни не был подготовлен к тому, чтобы стать критиком американского общества, обгоняющим свое время. Противоречивость созданного им образа американского "простака", в котором демократическая тенденция то и дело искажается буржуазным взглядом на жизнь, отражает идейные трудности самого Твена: он сам не всегда умеет отделить демократическую точку зрения от буржуазной, точку зрения американских трудящихся от точки зрения американского капиталиста.

Примеров этому в творчестве и высказываниях молодого Твена немало. Казалось бы, в вопросе о взаимоотношениях американских предпринимателей и американского конгресса молодой Твен быстро усвоил правильный взгляд на вещи. Он видел, что бизнесмены путем подкупа и нажима заставляют законодательные органы США принимать решения в свою пользу, нарушая существующие законы и нанося ущерб американскому народу. В специальном примечании к рассказу "Подлинная история дела Джорджа Фишера" Твен сообщает, что человек, который познакомил его с документами дела Фишера, жил в Вашингтоне по поручению компании пакетботов и тратил сотни тысяч долларов, чтобы раздобыть для своей компании государственную субсидию. В "Позолоченном веке" подробно рассмотрена техника подкупа одних членов конгресса и "укрощения" остальных для благополучного прохождения через конгресс дел, в которых заинтересованы клики темных дельцов.

Тем не менее в "Закаленных", с азартом повествуя о том, какие необыкновенные многомиллионные прибыли принесет разработка серебряных рудников, когда будет произведена реконструкция ее технической базы, Твен воспевает не только будущий промышленный "бум" в Неваде, но и капиталистов, за ним стоящих, причем в выражениях, которые показывают, что он в этот момент полностью забывает о своем знакомстве с антигосударственной и антинародной техникой капиталистического бизнеса. "Мистер Сутро, затеявший это колоссальное предприятие, - пишет Твен, - принадлежит к тому чрезвычайно многочисленному разряду людей, у которых хватает мужества и упорства, чтобы довести дело подобного размаха до конца. Ему удалось добиться благосклонного отношения к своему ценному начинанию у нескольких упрямых конгрессменов и заручиться необходимым капиталом в Европе, которую он с этой целью исколесил вдоль и поперек" (курсив мой. - А. С.).

Уже было отмечено, что картины, посвященные американским политическим нравам и разложению представительных учреждений в "Позолоченном веке", как и фигуры коррумпированных политических деятелей, были бесспорным достижением сатиры Твена и новым словом в американской литературе. Однако заблуждаются те, кто считает, что они были открытием Твена. Необходимо напомнить, что основные сатирические мотивы, касающиеся коммерческого разбоя американской буржуазии и подкупности, царившей в американской политической жизни, были намечены, а порою и развиты за три десятилетия до выхода "Позолоченного века" Диккенсом в его "Американских заметках" и в американских главах "Жизни и приключений Мартина Чезлвита".