Введение

Произошло это в конце 1963 года.

В весьма скромном американском журнале появилась небольшая статья о Сэмюеле Клеменсе, больше известном как Марк Твен. Она привлекла внимание не очень-то многих соотечественников писателя.

Марк Твен

Между тем одно известие, содержавшееся в этой статье, можно назвать событием в культурной жизни США.

Журнал называется "Хадсон ревью". И в статье, опубликованной в нем, было сказано мимоходом, что Клара Клеменс-Самосуд, дочь Марка Твена, решила снять запрет с неизданных произведений своего отца.

Этот запрет находился в силе много десятилетий. Твен умер в 1910 году, и с тех пор его рукописями распоряжалась Клара Клеменс. На протяжении половины века она с явной неохотой расширяла круг доступных народу творений ее отца.

Сообщение о снятии запрета вселяет надежду, что близки сроки, когда наконец-то творчество классика американской литературы станет достоянием читателей во всей полноте. До самых глубин раскроется сокровищница твеновской мысли, твеновского искусства.

Обещание, таящееся в статье, напечатанной в "Хадсон ревью", пока еще не осуществилось. Нет никаких сведений о подготовке полного собрания сочинений Марка Твена. И сегодня иные его произведения известны нам лишь по названиям или в извлечениях. Стальные двери, за которыми хранятся неопубликованные труды писателя, еще не распахнуты настежь.

А все же за последние несколько лет объем напечатанной "твенианы" существенно увеличился. На рубеже 50-х и 60-х годов нашего столетия то там, то здесь появлялись публикации вовсе неизвестных раньше или позабытых рассказов, памфлетов, статей Твена. Недавно были впервые обнародованы такие ценнейшие произведения, как "Рыцари труда" - новая династия" и "Письма с Земли". Стали известны новые разделы "Автобиографии" Твена, а также фрагменты из его памфлета "Грандиозная международная процессия" и из книги "Взгляд на историю, или Общий очерк истории". Воспроизведены памфлет "Открытое письмо коммодору Вандербильту" и кое-какие другие сочинения, затерявшиеся в комплектах журналов чуть ли не столетней давности.

Все это позволяет расширить и углубить наши представления о творчестве Твена, о мощи его гневных обличений империализма, религии, буржуазной морали. Раскрываются и новые страницы биографии великого юмориста и сатирика.

Уже давно известно, что в конце жизни Твен был вынужден многое писать как бы только для самого себя, что иные свои книги он создавал без всякой надежды познакомить с ними читателей, что он исписывал сотни и сотни страниц для того только, чтоб затем положить свои рукописи в сейф, специально предназначенный для "запретных" сочинений.

Теперь выясняется, что даже в молодые годы Твен в большей мере, чем мы это знали раньше, был вынужден скрывать от читателей свои мысли и чувства. Не раз бывало и так, что, отведя душу в газете или в каком-нибудь журнале, сатирик был вынужден при подготовке к печати очередных томов своих произведений "забывать" о написанном. Уже в нашем веке Твен занес на бумагу горькие слова: "...Я... смогу писать свободно, откровенно и без внутренних преград... если буду уверен, что никто чужой не увидит того, что я написал, до той поры, пока я не лягу в могилу, бесчувственный и равнодушный". Писатель имел немало поводов сказать все это и задолго до прихода XX столетия.

Новейшие публикации неизвестных ранее произведений замечательного американского реалиста позволяют еще яснее представить себе его трагедию. Он считал своим гражданским долгом говорить миллионам людей правду о жизни, но очень часто был лишен возможности это делать. Некоторые из заветнейших своих мыслей о боге, о собственнической Америке, о будущем рабочего класса Твен вынужден был поверять только горстке избранных друзей да бумаге, заведомо обреченной на молчание.

Факты, ставшие известными в самое последнее время, проливают новый свет и на жизнь Марка Твена в кругу семьи. Да, мы знали, что религиозная жена мешала автору "Путешествия капитана Стормфилда в рай" открыто выражать свое презрение к религии. Для нас не было секретом, что обстановка, царившая в семье Сэмюела Клеменса, нередко заставляла его смягчать суждения о боге при подготовке своих книг к печати, надолго откладывать публикацию антирелигиозных сочинений, а иные и вовсе не издавать.

Но сегодня мы можем, пожалуй, несколько лучше понять, чем в прошлом, как глубоки были расхождения во взглядах на религию (и не только на религию) между Твеном и самыми близкими ему людьми.

Во второй половине июня 1906 года Марк Твен написал пять новых глав своей "Автобиографии", в которых с полной откровенностью выразил свое мнение о библии и о боге. Библия, сказал он, раскрывает характер бога "с полной и беспощадной точностью". Бог похож на человека, "если только можно представить себе человека, столь насыщенного и перенасыщенного дурными побуждениями, - ведь это намного превышает человеческие возможности". Главы эти завершаются словами: "В глубине души мы готовы без секунды промедления назвать безмозглым дураком любого человека, который... думает, что он думает, будто он чем-то обязан богу, будто он должен благодарить бога, почитать его и преклоняться перед ним".

Вполне очевидно, что все это мог сказать только убежденный атеист. И единственному члену семьи, пережившему Твена, - Кларе Клеменс - резко выраженные антирелигиозные воззрения писателя были совсем не по душе. Столь чужд и даже враждебен был этой женщине - поклоннице так называемой Христианской науки - склад мыслей ее отца-безбожника, что на протяжении многих десятилетий она снова и снова подтверждала свое категорическое запрещение печатать упомянутые пять глав "Автобиографии".

Когда минуло полвека после написания "крамольных" глав и один американский редактор в очередной раз обратился к владелице рукописей Твена с просьбой разрешить их издание, она ответила отказом, мотивируя его тем, как пишет редактор, что-де "опубликование этих глав принесло бы пользу и удовольствие антирелигиозному Советскому Союзу". Лишь после того как редактор выдвинул лукавый аргумент, что "именно запрещение печатать эти главы" доставит русским "удовольствие", страницы "Автобиографии", которые вышли из-под пера Твена еще в начале столетия, были напечатаны. Произошло это только в 1963 году (главы были воспроизведены в "Хадсон ревью").

Марк Твен любил свою жену и детей нежнейшей любовью. И сам писатель и его современники сказали очень много хорошего и об Оливии Клеменс и о дочерях Твена - рано умерших Сузи и Джин, а также о Кларе. Но все же нельзя закрывать глаза на то, что нескончаемая борьба Твена против господствующих в буржуазном мире предрассудков и ложных представлений о жизни зачастую не находила поддержки в кругу его близких.

Смелая мысль Твена упорно пробивает себе путь к свету. Ибо нельзя заглушить голос разума. Ибо свободное, правдивое, умное, живое слово бессмертно.

В этой книге рассказывается о том, как складывалась на протяжении почти трех четвертей столетия (1835-1910) сложная и трудная жизнь большого американского писателя, в котором и в наши дни мы ощущаем своего современника.

Юмор Твена и сегодня сохраняет свою свежесть, а его сатира - способность жалить тех, кто это заслужил.

Биография создателя книг о Томе Сойере, Геке Финне, негре Джиме, Янки и многих других замечательных героях интересна не только потому, что Твен - гигант мировой литературы. Ведь этого писателя никак не назовешь человеком, который все свои годы провел взаперти, в четырех стенах кабинета.

В одном письме Твена неизвестному корреспонден ту говорится:

"...Когда я пытаюсь изображать жизнь, я ограничиваюсь теми ее областями, с которыми знаком. Но я ограничился только жизнью мальчика на Миссисипи потому, что она таит для меня особое очарование, а не потому, что я не знаю жизни взрослых. В начале войны (речь идет о Гражданской войне в США. - М. М.) я две недели пробыл солдатом, и все это время за мной охотились, как за крысой. Знаком ли я с жизнью солдата?..

Да кроме того, я несколько недель ворочал серебряную руду на обогатительной фабрике и познал все последние достижения культуры в этой области...

А кроме того, я был золотоискателем и могу отличить богатую породу от бедной, просто попробовав ее на язык. А кроме того, я был рудокопом на серебряных рудниках и умею отбивать породу, отгребать ее, бурить скважины и закладывать в них динамит...

А кроме того, я четыре года был репортером и видел закулисную сторону многих событий...

А кроме того, я несколько лет служил лоцманом на Миссисипи и был близко знаком со всеми разновидностями речников - племени своеобразного и ни на какие другие, не похожего.

А кроме того, я несколько лет был бродячим печатником и переезжал из одного города в другой...

А кроме того, я много лет читал публичные лекции и произносил речи на всевозможных банкетах...

А кроме того, я много лет следил за разработкой дорогого моему сердцу изобретения, истратил на него целое состояние, так и не сумев довести его до конца...

А кроме того, я издатель...

А кроме того, я вот уже двадцать лет - писатель, и пятьдесят пять лет - осел.

Ну так вот: поскольку самым ценным капиталом, культурой и эрудицией, необходимым для писания романов, является личный опыт, я, следовательно, неплохо экипирован для этого ремесла".

Письмо Твена, отрывки из которого приведены выше, относятся к 1891 году. Писатель прожил еще без малого двадцать лег. А за эти годы ему довелось испытать очень многое. Если бы Твен надумал в конце своих дней пополнить письмо, отправленное в начале 90-х годов, новыми фактами, то он имел бы право написать также следующее:

А кроме того, я был богатым человеком и банкротом.

А кроме того, последние годы моей жизни были посвящены яростной борьбе против американского империализма.

А кроме того, я продолжал сражаться с религиозными суевериями, с богом и со всеми теми, кто творит зло, прикрываясь именем божьим...

Да, жизнь американского писателя была насыщена множеством событий, необычайно богата контрастами!

Хотя Марка Твена нет среди живых уже очень много лет, мы все время узнаем о нем что-нибудь неизвестное, даже неожиданное. Уже по этой причине снова и снова возникает необходимость дополнить, переработать посвященную ему книгу.