предыдущая главасодержаниеследующая глава

Глава XII. Промеры

Когда уровень реки очень низок и пароход загружен на полную осадку, чуть ли не касаясь дна реки, - а это часто случалось в старину, - надо быть страшно осторожным при проводке. Нам приходилось промерять огромное количество особо скверных мест почти в каждый рейс, когда уровень воды был очень невысок.

Промеры делают так. Пароход отходит от берега, как раз не доходя мелководья; свободный лоцман берет своего "щенка" - подручного или рулевого - и отборную команду (а иногда и старшего помощника), садится в ялик, - если только у парохода нет такой роскоши, как специально оборудованный вельбот для промеров, - и отправляется искать наилучший фарватер, а лоцман, находящийся на вахте, следит в подзорную трубу за его передвижением, иногда помогая сигнальными гудками парохода, обозначающими: "Ищи выше!", "Ищи ниже!", потому что поверхность воды, как и картина, написанная маслом, гораздо яснее и понятнее, если рассматривать ее с некоторого расстояния, а не вплотную. Однако сигнальные гудки редко бывают нужны; пожалуй, что и никогда, за исключением тех случаев, когда ветер мешает разглядеть па водной поверхности рябь, по которой можно многое узнать. Когда ялик доходит до мелкого места, ход убавляют, лоцман начинает промерять глубину шестом в десять - двенадцать футов длиной, а рулевой слушает команду: "Держи вправо", "Держи влево", "Так держать".

Когда промеры указывают, что ялик дошел до самого мелкого места, подается команда: "Суши весла!" Гребцы перестают грести, и ялик идет по течению. Следующая команда: "Готовь буек!" В тот момент, когда проходят самое мелкое место, лоцман отдает приказ: "Пошел буй!" - и буй летит через борт. Если лоцман недоволен, он снова промеряет это место; если он находит лучшее место выше или ниже, он переносит буй туда. И когда он наконец удовлетворен, он отдает команду, и все гребцы вертикально подымают весла; трель пароходного свистка дает знать, что сигнал замечен; тогда гребцы налегают на весла и ставят лодку рядом с буем; пароход осторожно ползет прямо на буй, собирает силы для предстоящей борьбы, в критический момент сразу дает полный пар, скрипя и качаясь идет мимо буя через песок и выходит на глубокую воду. А иногда и не выходит, иногда он "садится и сидит". Тогда приходится тратить несколько часов (или дней), чтобы сняться с мели.

Иногда буй вообще не ставится, и ялик плывет впереди, выбирая лучший фарватер, а пароход идет за ним следом. Промеры часто дело веселое и волнующее, особенно в хороший летний день или бурную ночь. Зато зимой холод и опасность портят всю прелесть этой работы.

Буй представляет собой обыкновенную доску в четыре-пять футов длиной, с отогнутым вверх концом; он похож на перевернутую школьную скамью, у которой убрана одна подставка, а другая осталась. Буй устанавливается на самом мелком месте при помощи веревки, к концу которой привязан тяжелый камень. Если бы не загнутый кверху конец, течение затягивало бы его под воду. Ночью бумажный фонарик со свечой внутри прикрепляется к верхушке буя, и можно видеть за милю, а то и дальше, как мерцает маленькая искорка в пустынном мраке.

Ничто не доставляет такой радости "щенку" - ученику, - как возможность выйти на промеры. Это похоже на настоящее приключение и часто даже связано с опасностью. Но это выглядит так шикарно, так мужественно, когда сидишь на руле и правишь быстрым яликом; так прекрасны стремительные взлеты лодки, когда команда старых, опытных гребцов всю душу вкладывает во взмахи весел; чудесно смотреть, как белая пена расходится из-под форштевня, и музыкой звучит журчание воды. Восхитительно весело летом лететь по свежей водной глади, когда вереницы крохотных волн пляшут на солнце. А какую гордость чувствует "щенок", когда ему удается командовать! Часто лоцман просто говорит: "Дать ход!" - и предоставляет остальное ученику; и уж тот сразу подает команду самым суровым голосом; "Легче правая! Навались левая! Веселей, ребята!" И еще по одной причине любит ученик ходить на промеры: пассажиры глядят на вельбот со всепоглощающим интересом, если дело происходит днем; а ночью они так же внимательно следят, как фонарь вельбота скользит в темноте и исчезает вдали.

В один из рейсов хорошенькая девушка лет шестнадцати проводила все время в нашей рубке и с утра до вечера просиживала у нас вместе с дядей и теткой. Я в нее влюбился. И "щенок" мистера Торнберга, Том Г., тоже влюбился. Мы с Томом до тех пор были закадычными друзьями, по тут в наши отношения вкрался холодок. Я рассказывал девушке всякие свои приключения на реке и рисовал себя чуть ли не героем. Том тоже старался изобразить из себя героя, и ему это до известной степени удавалось, но у него была привычка лее страшно приукрашивать. Однако добродетель всегда вознаграждается, и поэтому я в этом состязании был хоть чуточку да впереди. И тут как раз подвернулся случай, суливший мне славу: лоцманы решили проверить фарватер у протоки "Двадцать один". Это должно было произойти часов в девять-десять вечера, когда пассажиры еще не ложатся спать. На вахте стоял мистер Торнберг, поэтому на промер шел мой начальник. У нас был очаровательный вельбот - длинный, стройный, грациозный, быстрый, как борзая; его скамьи были обиты мягким; двенадцать гребцов сидели на веслах; одного из помощников всегда посылали на нем передавать приказания команде, - на нашем пароходе любили, чтобы все было "по форме".

Мы отошли у берега ниже протоки "Двадцать один" и стали готовиться. Ночь была скверная, и река в этом месте была так широка, что непривычному глазу сухопутной крысы не удалось бы различить в таком тумане противоположный берег. Пассажиры были оживлены и заинтересованы; словом, все складывалось как нельзя лучше. Когда я, торопясь, проходил через машинное отделение, живописно облаченный в штормовую робу, я встретил Тома, и не смог удержаться от гаденького замечания:

- Наверно, рад, что не тебе сейчас выходить?

Том уже прошел, но тут повернулся и сказал:

- Вот за это ступай сам за футштоком. Я как раз собирался принести его, но теперь ты хоть провались ко всем чертям, а я не пойду!

- А кто тебя просит? Я, что ли? Футшток уже в лодке!

- Нет его там. Его перекрашивали, и он дня два как сохнет над дамской каютой.

Я полетел назад и только подбежал к группе оживленных любопытных дам, как услышал команду:

- Отваливай!

Я обернулся и увидел, что красивый вельбот идет полным ходом и бессовестный Том уже сидит на руле, а мой начальник - рядом с ним, с футштоком, за которым я, как дурак, бегал. И тут молоденькая девушка говорит мне:

- Ах, как страшно плыть на такой маленькой лодке в такую ночь! Как вы думаете, это очень опасно?

Лучше бы меня пронзили кинжалом! Злой, как собака, я ушел помогать в лоцманской рубке. Постепенно огонек лодки стал исчезать, а через некоторое время крохотная искорка замерцала на поверхности реки, в миле от нас. Мистер Торнберг дал свисток, оповещая, что он видит буй, вывел пароход и пошел на искорку. Мы шли полным ходом, потом стравили пар и осторожно стали скользить по направлению к огоньку. Вдруг мистер Торнберг воскликнул:

- Ого, фонарь на буйке погас!

Он звонком остановил машину. Через несколько минут он сказал:

- Что такое? Вон он снова!

И, опять позвонив, он дал сигнал лотовым. Понемногу вода стала мельчать, потом - снова глубоко! Мистер Торнберг проворчал:

- Ни черта не понимаю! Похоже, что буй оторвался. Что-то уж слишком он ушел влево. Ну, ничего, все-таки спокойней всего идти на него.

И вот в непроницаемой тьме мы поползли на этот свет. И в тот момент, как наш форштевень навис над огоньком, мистер Торнберг, схватив сигнальные тросы, затрезвонил изо всех сил и крикнул:

- Клянусь, это наш вельбот!

Волнение, крики, потом - тишина, И вдруг - страшный скрип и треск...

- Пропали! - крикнул мистер Торнберг. - Колесо измололо вельбот! В щепки! Скорее беги! Смотри, кого убило!

В мгновение ока я был на верхней палубе. Мой начальник, третий помощник и почти все люди были целы. Они заметили опасность, когда уже нельзя было свернуть с пути, и поэтому к моменту, когда большие кожухи колес нависли над ними, они сумели подготовиться и знали, что делать: по команде моего начальника они в этот миг прыгнули, ухватились за кожухи и были втащены на палубу. В следующую минуту вельбот отлетел к колесу, и оно разнесло его вдребезги. Двух матросов и Тома недоставало, - эта новость молниеносно разнеслась по пароходу.

Пассажиры столпились на шкафуте, и дамы, бледные, с ужасом в глазах, говорили дрожащими голосами о страшной катастрофе. И каждую минуту я слышал:

- Бедные люди! Бедный, бедный мальчик!

Ялик с гребцами был к тому времени уже спущен и ушел на поиски. Вдруг слева послышался слабый крик. А ялик исчез, повернув в обратную сторону. Половина людей бросилась к левому борту, чтобы подбодрить плывущего; другая - к правому, чтобы звать ялик обратно. Судя по голосу, пловец приближался к пароходу, но кому-то показалось, что его голос слабел и слабел. Все столпились у поручней нижней палубы и, наклонившись, старались разглядеть что-нибудь в темноте. При каждом слабеющем крике слышались невольные возгласы:

- Ах, несчастный! Бедняга! Неужели нельзя снасти его?

Но голос звучал все ближе и вдруг храбро крикнул:

- Я доплыву, давайте конец!

Какое громовое "ура" встретило эти слова!

Старший помощник, освещенный факелами, стал со свернутым концом у борта, и команда окружила его. Через миг в круге света показалось лицо пловца, а еще через миг сам он был втянут на борт, мокрый и обессиленный, под несмолкаемое "ура". Это был этот чертов Том!

Команда ялика все кругом обыскала и не нашла даже следов двоих матросов. Очевидно, им просто не удалось схватиться за кожух, они упали назад, и ударом колеса их убило на месте. А Том даже не прыгнул па кожух - он прямо бросился вниз головой в реку и нырнул под колесо. Это были сущие пустяки. Я мог бы легко проделать то же самое; я так и заявил, но никто не обратил внимания на мои слова, и вокруг этого осла поднялась такая суматоха, будто он и в самом деле совершил что-то великое. Девчонка в течение всего рейса не могла налюбоваться на своего жалкого "героя"; мне-то, конечно, было наплевать: я се давно возненавидел.

А вот каким образом мы спутали фонарь вельбота с фонариком буйка: мой начальник рассказывал, что, после того как буй был установлен, он отошел и следил за ним, пока ему не показалось, что тот стоит крепко; тогда он остановился ярдов на сто ниже буйка, в стороне от курса, по которому должен был идти пароход, и, развернув вельбот вверх по течению, стал ждать. Ждать пришлось порядочно, он разговорился со старшим помощником; когда ему показалось, что пароходу пора уже быть на перекате, он посмотрел вперед и увидел, что буйка нет, но, предположив, что пароход уже прошел, продолжал разговаривать; потом заметил, что пароход идет прямо на вельбот; но так и должно было быть: пароход должен был подойти совсем близко, чтобы было удобнее взять его на борт. Начальник полагал до самого последнего момента, что судно застопорит ход; и вдруг понял, что пароход идет на них, принимая их фонарь за огонек буйка; тогда он скомандовал: "К прыжку на кожух приготовьсь!" - и в следующее мгновение они прыгнули.

предыдущая главасодержаниеследующая глава




© S-Clemens.ru, 2013-2018
При копировании материалов просим ставить активную ссылку на страницу источник:
http://s-clemens.ru/ "Марк Твен"


Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь