Глава III. Рассказ Бейкера о синих сойках. - Язык соек. - Бревенчатый домик. - Попытка заполнить глазок в дощатой крыше. - Друзья призываются на помощь. - Великая загадка. - Открытие. - Удачная шутка

Когда я только еще учился как следует понимать язык соек, произошел забавный случай. Семь лет назад последний обитатель этих мест, не считая меня, убрался отсюда. Вон его домишко, он так и пустует с тех пор: простой бревенчатый сруб с дощатой крышей; одна большая комната, ни потолка, ни как есть ничего между стропилами и полом. Ну так вот, как-то в воскресенье утречком сижу я перед своей хибарой, кот у меня на коленях, греюсь на солнышке, любуюсь на голубые горы, слушаю, как уныло шелестят листья на деревьях, и думаю про свою родину далеко в Штатах - что оттуда уже почитай тринадцать лет ничего не слышно, - как вдруг, гляжу, сойка села на крышу, держит в клюве желудь, а сама: "Здравствуйте, говорит, вот так сюрприз!" Как только она раскрыла рот, желудь, натурально, выпал и покатился вниз по крыше, а она - нуль внимания! - только и думает про свой сюрприз. А это был глазок в доске: сучок когда-то выпал, и осталась дырка. Сойка склонила головку набок, закрыла один глаз, а другим припала к отверстию, - ну в точности опоссум, когда он заглядывает в кувшин. Потом подняла вверх блестящие глазки, разочка два взмахнула крылышками - это у них, понимаете ли, означает восторг, - да и говорит: "Вроде бы дырка, и расположение подходящее. Пес меня возьми, если это не самая настоящая дырка!"

Она наклонила головку и заглянула в отверстие; потом вскинула глаза и глядит таково радостно, взмахнула уже и крылышками и хвостиком. "Нет, говорит, никакого обмана я не вижу! Ну, и повезло же мне! Знаменитая дырка!" Тут она спорхнула с крыши, достала свой желудь, взлетела с ним на крышу, бросила в дырку и только-только откинула головку с этакой блаженной улыбкой на лице, как вдруг на нее будто столбняк нашел - она так и замерла, прислушиваясь, и улыбка постепенно сползает с ее лица, как пар от дыханья с бритвы, а вместо улыбки - крайнее удивление.

"Что же я не слышала, как он упал?" - говорит сойка. Опять прилипла глазом к отверстию, смотрит долго-долго; потом подняла головку, покачала, перешла на ту сторону дырки, посмотрела еще разок с другого боку, покачала опять головой. На минуту задумалась, а затем как следует взялась за дело: ходит и ходит вокруг дырки, заглядывает в нее со всех направлений компасной стрелки - и все без толку. Тогда она присела поразмыслить на конек крыши; добрую минуту чесала лапкой в затылке и говорит: "Мне эту штуку не раскумекать, я вижу; уж очень, должно быть, глубокая дырка. Ну да некогда мне тут рассиживаться, надо дело делать; думаю, все будет в порядке, - во всяком случае рискну".

И опять она полетела за новым желудем; вернулась, бросила его в дырку и скорей-скорей смотреть, куда он денется, - но опоздала. С минуту не отрывалась от дырки, потом встала со вздохом: "Что за чертовщина, говорит, ничего я тут не пойму. Ну да ладно, попробую еще раз". Опять притащила желудь и прямо из себя выходит: старается подсмотреть, что с ним станется, - так нет же, какое там! "Ну, говорит, первый раз встречаю такую дырку; по-моему, это какая-то небывалая, новомодная дырка". И тут на нее нашло! Сперва она еще крепилась и только все бегала взад и вперед по коньку крыши, бормоча что-то под нос, но понемногу чувства у нее разыгрались, и она давай ругаться на чем свет стоит. Я еще не видел, чтобы птица так из себя выходила, а главное - совершенно попусту. Облегчив душу, она опять подходит к дырке, смотрит в нее с полминутки, а потом и говорит: "Ты, видать, длинная дырка, и глубокая дырка, и чертовски заковыристая дырка, но все равно: раз уж я взялась тебя заполнить, так черт меня побери, если я не добьюсь своего, хоть бы мне на это понадобилось сто лет!"

С тем она и улетела. Вы, верно, сроду не видели, чтобы птица так горы ворочала, как эта сойка. Она впряглась в работу, точно негр; и как она грузила желуди в дырку добрых два часа с половиной - это был, доложу вам, прямо цирк, ничего занятнее я еще не видывал. Сойка уже не давала себе времени заглянуть в дырку, а просто швыряла туда желудь за желудем - кинет и айда за другим. Наконец бедняжка совсем выбилась из сил и уже не могла пошевелить крыльями. Возвращается она вконец усталая, вся в поту, точно кувшин с ледяной водой, роняет желудь в дырку и говорит: "Ну, теперь я тебя добила!" - и наклоняется посмотреть. Хотите верьте, хотите нет, в лице ни кровинки. "Я, говорит, натаскала в эту ненасытную прорву уймищу желудей - хватило бы на тридцать лет семью прокормить, но если я вижу хоть один из них, пусть меня сию же минуту ставят на полку в кунсткамере с полным пузом опилок".

Только и хватило у нее сил подползти к коньку крыши и прислониться к трубе. Но вот она очухалась и давай выражать свои чувства для облегчения души. Тут я сразу понял: то, что называется сквернословием у нас на приисках, это только, так сказать, робкие начатки, детский лепет.

Мимо пролетала другая сойка, услыхала, как наша акафисты читает, и остановилась узнать, в чем дело. Потерпевшая ей все рассказала. "А вон и дырка, говорит, не веришь, так сама погляди". Ну, кумушка поглядела, а потом и говорит: "Так сколько, говоришь, желудей ты туда натаскала?" - "Не меньше двух тонн", говорит страдалица. Вторая сойка опять пошла поглядеть в дырку. Видно, и ей это за диво показалось; она кликнула клич, и прилетели еще три сойки. Все они осмотрели дырку, все пожелали наново выслушать рассказ потерпевшей, а потом все принялись обсуждать его и высказали столько вздорных догадок, сколько их обычно высказывают люди, когда соберутся толпой.

Кликнули они других соек, потом еще и еще, пока не слетелся весь птичий околоток. Набралось их уже, пожалуй, с пять тысяч; и такой поднялся гомон, и спор, и галдеж, и брань, что и сказать невозможно. Каждой сойке давали приложиться глазом к дырке, и каждая выражала свое мнение, одно другого глупей. Мало того, сойки обследовали снаружи весь дом. Дверь стояла настежь, одна старенькая сойка присела на ручку и ненароком заглянула в помещение. Тут, конечно, все мигом раскрылось, загадки как не бывало: желуди валялись на полу, раскиданные по всей комнате. Тогда старушка захлопала крыльями и как начала вопить: "Сюда, кричит, сюда! Пусть меня повесят, если эта дуреха не вздумала набить желудями целый дом!" Сойки, вспорхнув синим облаком, всей стаей ринулись вниз; и как только каждая из них, дождавшись своей очереди, садилась на дверь и заглядывала в комнату - вся нелепость задачи, какую поставила себе сойка, становилась ей ясна, и она падала навзничь, захлебываясь от смеха, а на ее место садилась другая сойка - и с ней происходило то же самое.

Короче сказать, сударь, целый час сойки сидели на крыше и на деревьях и, обсуждая происшествие, грохотали совсем как люди. Так что не вкручивайте мне, будто сойка не понимает шуток, это уж позвольте мне знать. Да и насчет памяти тоже. Те сойки потом каждое лето приглашали к себе соек со всех Соединенных Штатов, и так подряд три года. Да и других птиц тоже. И все они понимали, в чем тут соль, креме одной совы, она летала из Новой Шотландии к Йосемитской долине¹ и на обратном пути завернула к нам. Так вот сова сказала, что не видит во всем этом ничего смешного. Правда, она и в Йосемите сильно разочаровалась.

¹ (...летала из Новой Шотландии к Йосемитской долине. - Новая Шотландия - провинция на востоке Канады, находящаяся на полуострове того же названия. Йосемитская долина - долина реки Мерсед в горах Сьерра-Невада в штате Калифорния. Составляет часть территории Йосемитского национального парка-заповедника. Один из популярных центров туризма в США)