Глава XX. В Венеции. - Мое археологическое открытие. - Сокровища Св. Марка. - Вор, ограбивший храм, повешен. - Мы столуемся в частном доме. - Питание в Европе

В Венеции приезжего долго держит во власти собор. Секрет его притягательной силы отчасти в том, что он очень стар, отчасти в том, что он очень уродлив. Многим прославленным зданиям не хватает одного существенного качества - гармонии; они представляют собой бессистемное смешение уродливого с прекрасным; но это никуда не годится, это смущает, это утомляет. Вас охватывает какая-то безотчетная неловкость и тревога. Другое дело Собор св. Марка: вы чувствуете вожделенное спокойствие, созерцая его снаружи, созерцая его изнутри, и вы чувствовали бы себя так же спокойно на его крыше или в его подвалах; он безобразен весь до мелочей, и это совершенство безобразия не нарушается бестактным вторжением каких-то неуместных красот; а в результате перед вами некое величавое гармоническое воплощение успокаивающего, пленительного, умиротворяющего и ласкающего душу уродства. Всякое совершенство растет и никогда не падает в ваших глазах, и это вернейшее доказательство того, что перед вами истинное совершенство. Св. Марк представляет собой истинное совершенство. Его благородное, его царственное уродство постепенно так захватило меня, что мне трудно было хотя бы на короткое время от него оторваться. Всякий раз как его приземистые купола исчезали из моих глаз, мною овладевало уныние, и всякий раз как они появлялись передо мной, меня охватывал искренний восторг, я не знал более блаженных часов, чем те, что проводил сидя перед кофейней Флориана и глядя на собор через площадь. Взгромоздясь на ряды низких толстоногих колонн, со спиной, утыканной куполами, он кажется огромным бородавчатым насекомым, выползшим погулять и поразмыслить на досуге.

Св. Марк - не самое старое здание на свете, однако оно кажется самым старым, особенно внутри. Когда древняя мозаика на его стенах начинает осыпаться, ее восстанавливают, но не заменяют новой, а сохраняют ее причудливый старый узор. У старины свое очарование, и приукрашивать ее - значит портить. Однажды я сидел на красной мраморной скамье в притворе и рассматривал старинную мозаичную фреску на тему "Размножайтесь и наполняйте землю". Собор восходит к седой древности, но фреска изображает событие еще большей давности, по сравнению с нею собор кажется молодым. Однако тут же я обнаружил древность постарше и видавшего виды собора и означенного исторического события: то было спиралевидное ископаемое величиной с тулью шляпы, вкрапленное в мраморную доску скамьи и отполированное до гладкости седалищами туристов. По сравнению с непостижимой древностью скромного ископаемого все прочее показалось мне легкомысленно современным, незрелым, не далее как позавчерашним. Чувство древности собора рассеялось под впечатлением этой поистине почтенной древности.

Св. Марк - монументальное здание, непреходящий символ истового и простодушного благочестия средних веков. Кто только мог, похищал в языческом храме колонну и дарил свою поживу храму христианскому, так что последний покоится на многочисленных трофеях, приобретенных столь своеобразным способом. В наши дни считалось бы зазорным добывать на большой дороге кирпич на построение церкви, но в те далекие времена это не ставилось в грех. Самому Св. Марку также пришлось однажды пострадать от своеобразного грабителя. Этот эпизод занесен в анналы Венеции, но его можно было бы включить в сказки "Тысячи и одной ночи", он был бы там на месте.

Четыреста пятьдесят лет тому назад некий человек по имени Стаммато, родом с острова Кандии, состоявший в свите принца из дома Эсте, был допущен к осмотру сокровищ Св. Марка. Его греховный взор был ослеплен ими; он спрятался за один из алтарей, лелея святотатственный умысел, но, обнаруженный одним из священников, был изгнан из храма. Однако он снова забрался туда, теперь уже с помощью подделанных ключей. Ночь за ночью проникал он в храм, работал усердно и терпеливо, совсем один и, одолевая препятствие за препятствием, умудрился наконец вынуть большую плиту из мраморной облицовки сокровищницы. Он так обтесал ее, что мог по желанию вынимать и вставлять обратно. После этого он в течение многих недель приходил еженощно на свои золотые прииски, чтобы в безопасности любоваться их богатствами, а перед рассветом возвращался к себе домой, унося под полою какое-нибудь сокровище, достойное короля. Ему не надо было хватать что попало и бежать без оглядки - никто не гнался за ним. Он мог брать вещи по зрелому выбору, сообразуясь со своим вкусом. О том, как беспрепятственно он действовал, чувствуя себя в полной безопасности, можно судить хотя бы по тому, что он утащил даже рог единорога, соблазненный этой диковиной, а так как рог не проходил в отверстие, Стаммато перепилил его пополам, - затея, потребовавшая многих часов кропотливой работы. Он уносил свои трофеи домой, пока это занятие, утратив прелесть новизны, ему не прискучило; после чего он опочил от трудов, удовлетворенный своей добычей. Еще бы, ведь его коллекция, по сегодняшним ценам, стоила около пятидесяти миллионов долларов.

Стаммато мог вернуться на родину первейшим богачом, а там протекли бы годы, прежде чем его хищения были бы замечены; но он был только человеком: счастье, о котором никто не знал, не радовало его, ему нужно было кому-нибудь открыться. И вот, взяв торжественную клятву с некоего кандийского дворянина по имени Криони, он повел его к себе и ошеломил зрелищем своего сверкающего клада. Подметив на лице гостя выражение, показавшееся ему подозрительным, Стаммато выхватил кинжал, чтобы заколоть его, но Криони его убедил, что этот взгляд выражал лишь радость и восторг. Стаммато подарил земляку огромный карбункул, одно из главных сокровищ республики - дож впоследствии украсил им свой парадный головной убор, - и на этом друзья расстались. Криони тут же пошел во дворец и донес на преступника, представив в качестве улики карбункул. Стаммато был схвачен, допрошен и с обычной для старого венецианского суда оперативностью приговорен к казни. Он был повешен на Пьяцца между двумя большими колоннами, на шею ему накинули золоченую веревку - очевидно, во внимание к его златолюбию. Он так ничем и не попользовался из своей добычи - все было возвращено казне.

В Венеции нам повезло: мы столовались в частном доме - преимущество, редко выпадающее нашему брату на континенте. Если бы путешественнику можно было останавливаться в частных домах, Европа приобрела бы для него прелесть, которой сейчас ей явно недостает. Увы, он осужден мыкаться по гостиницам - невеселое, скажем прямо, занятие. Человеку, привыкшему к американским продуктам питания и американской кухне, не угрожает в Европе голодная смерть, но зачахнуть он, по-моему, вполне может, а со временем, пожалуй, и умрет.

Взять хотя бы то, что он лишен привычного завтрака. Уже это - большая потеря, крайне для него чувствительная. Правда, он может получить некую призрачную, бутафорскую замену, грубую подделку под завтрак; но много ли от нее толку, - а вот того настоящего, что ему нужно, он ни за какие деньги не получит.

Разберемся подробнее: простой, обычный завтрак среднего американца состоит из кофе и бифштекса; но кофе - напиток неизвестный в Европе: вам могут здесь предложить только то, что в европейских гостиницах выдается за кофе, а это так же не похоже на то, что вы просите, как ханжество не похоже на благочестие. Эта мутная, пресная, тошнотворная бурда почти столь же непригодна для питья, как и та, которую подают в американских отелях. Молоко к нему вам приносят того сорта, которое во Франции именуется "христианским", ибо оно подверглось обряду крещения.

После нескольких месяцев знакомства с европейским "кофе" у человека слабеет рассудок, а с ним и вера, и его одолевают сомнения: а вдруг тот душистый напиток, который он привык пить дома, с густым слоем жирных, запекшихся сливок, плавающих поверху, лишь сон, пустое наваждение?

Далее - возьмите хлеб. По виду и по вкусу он как будто соответствует своему назначению, но вам его подают холодным - холодным, вязким и нерасполагающим; и при этом никакого выбора, никакого разнообразия, все та же осточертевшая жвачка.

Далее - возьмите то, что здесь называют маслом, - оно безвкусно, как трава, в нем ни намека на соль, и сделано оно бог знает из чего.

А потом - бифштекс. В Европе имеются бифштексы, но здесь их только портят. Их даже нарезать толком не умеют. Бифштекс подается на круглой оловянной тарелочке. Он лежит на самой ее середине, обложенный картофелем, насквозь пропитанным жиром; по форме, по величине и толщине он как мужская ладонь с отрубленными пальцами. Он слегка пережарен, слегка пересушен, слегка напоминает по вкусу резину и ничего не говорит ни уму, ни сердцу.

И вот представьте себе бедного изгнанника, сидящего перед этим безжизненным предметом; и представьте себе, что ангел, вдруг спустившись на землю из горнего мира, поставил перед ним мощный бифштекс "портерхаус", этак дюйма в полтора толщиной, горячий, огневой, потрескивающий с пылу с жару; он чуть припорошен душистым перцем и сдобрен тающими кусочками масла несравненного качества и свежести; он источает драгоценный мясной сок, смешивающийся с подливкой, среди архипелага аппетитнейших грибочков; по отдаленным окраинам обширного бифштекса в двух-трех местах кудрявятся желтоватые выселки нежного жира; длинная белая косточка, отделяющая филейную часть от вырезки, торчит на положенном месте. И вообразите, что ангел принес ему вдобавок большую чашку домашнего кофе по-американски - со взбитыми сливками, порцию настоящего масла - ядреного, желтого, горстку свежеиспеченных дымящихся бисквитов, тарелку горячих гречишных лепешек под прозрачным, как слеза, сиропом, - какими словами описать восторг и благодарность осчастливленного изгнанника!

Обед в Европе получше завтрака, но и тут сплошные недостатки и неполадки, а главное - вы не наедаетесь. Вы идете к столу голодный и жадно принимаетесь за еду: набрасываетесь на суп и чувствуете - чего-то в нем не хватает. "Ладно, - думаете вы, - вот доберусь до рыбы!" Пробуете рыбу - опять не то; по вы все еще надеетесь, что следующее блюдо будет наконец тем самым, которого вам не хватает, - оказывается, опять что-то не так. И вы переходите от блюда к блюду, точно мальчик, который гонится за бабочкой: вот-вот он ее схватит, а она все не дается. И кончается дело у вас, как и у него: вы как будто и наелись, а не сыты; мальчик набегался и наигрался до упаду, тешил себя надеждой, - а бабочки не поймал. Быть может, какой-нибудь американец и скажет вам, что где-то, когда-то, путешествуя по Европе, он встал из-за табльдота вполне удовлетворенный; но не верьте ему - ведь и среди американцев попадаются такие, которым недолго соврать.

И не то чтоб было мало перемен, - но это какое-то унылое разнообразие бесцветных блюд, какое-то бездарное, мертвящее "ни то ни се", какая-то "середина на половину". Ничего забористого, пикантного - того, что называется "букетом". Быть может, если бы жаркое подавалось на стол одним большим куском и нарезалось на глазах у клиента, - это пробудило бы в нем ощущение чего-то всамделишного, настоящего. Но нет: мясо подают нарезанное ломтиками и обносят им сидящих за столом; и вы не чувствуете ни малейшего волнения, ваше сердце молчит. А теперь представьте себе: на блюде лежит, задравши ножки, огромная жареная индейка, жирная, истекающая соком... Но не стоит продолжать, разве они сумеют зажарить индейку! Им и цыпленка-то не зажарить как следует; а нарезают они его топором.

Вот более или менее обычное летнее меню табльдота:

Суп (не разбери поймешь какой).

Рыбное блюдо - камбала, горбуша или мерлан - обычно более или менее съедобно.

Жаркое - баранина или говядина - скорее похоже па жареную подошву, и к нему прошлогодний картофель.

Пате - или что-нибудь другое из мучного - "относительно" съедобно.

Овощ - в единственном числе, но поданный во всем параде - обычно безвкусная чечевица, или зеленые бобы, или вываренная спаржа.

Жареный цыпленок - вкусом, как жеваная бумага.

Салат-латук - более или менее съедобный.

Клубника или вишни - в последней стадии разложения.

Абрикосы и фиги - попадаются и свежие, но что в них толку.

Виноград - обычно хороший; а иногда, по ошибке, попадется и порядочный персик.

Изменения в этом меню допускаются самые минимальные. После двух недель такой кормежки вы замечаете, что эти изменения только кажущиеся; на третьей неделе вам подают то же, что на первой, на четвертой то же, что и на второй. Три-четыре месяца такой унылой тождественности прикончат и самый здоровый аппетит.

В то время как пишутся эти строки, меня угнетает мысль, что уже много месяцев как я не ел ничего порядочного, питательного, но скоро-скоро я закушу как следует - скромно, как говорится, в узком кругу, сам с собой. Я выбрал несколько блюд и составил небольшое меню, которое поедет домой с предшествующим пароходом и будет горячим стоять на столе к моему прибытию. Вот оно:

Редис. Печеные яблоки со сливками.

Улитки жареные; улитки тушеные. Лягушки.

Цесарка из иллинойсских прерий.

Миссурийские куропатки на вертеле.

Кофе по-американски с домашними сливками.

Американское масло.

Жареный цыпленок - по-южному.

Бифштекс "портерхаус".

Картофель "саратога".

Цыпленок на вертеле - по-американски.

Горячий бисквит - по-южному.

Горячие булочки - по-южному.

Гренки - по-американски.

Прозрачный кленовый сироп.

Виргинская грудинка на вертеле.

Устрицы на створке раковины.

Моллюски "Вишневая косточка".

Сан-францискские моллюски паровые.

Суп из устриц. Суп из моллюсков.

Филадельфийский черепаховый суп.

Устрицы, испеченные в раковине, - по-северному.

Крабы. Коннектикутский пузанок.

Балтиморский окунь.

Речная форель из Сьерра-Невады.

Озерная форель из Тахо.

"Овечья голова" и "барабанщик" (рыба) - Новый Орлеан.

Черный морской окунь из устья Миссисипи.

Ростбиф по-американски.

Жареная индейка а-ля "День благодарения".

Клюквенная подливка. Сельдерей.

Опоссум. Енот.

Бостонская грудинка с бобами.

Грудинка с овощами - по-южному.

Мамалыга. Вареный лук. Репа.

Тыква. Кабачки. Спаржа.

Перуанская фасоль. Бататы.

Латук. Суккоташ¹ - по-индейски. Бобы в стручках.

¹ (Суккоташ - блюдо из молодой кукурузы и бобов с соленой свининой)

Картофельное пюре. Кетчуп.

Картофель в мундире.

Молодой картофель, очищенный.

Ранний розовый картофель, испеченный в золе - по-южному (подается горячим).

Нарезанные помидоры с сахаром или уксусом. Помидоры тушеные.

Молодая кукуруза в зернах, с маслом и перцем.

Молодая кукуруза в початках.

Горячий кукурузный хлеб с требухой - по-южному.

Горячие кукурузные лепешки - по-южному.

Горячий сдобный хлеб - по-южному.

Горячий папушник - по-южному.

Пахтанье. Молоко со льда.

Печеные яблоки в тесте с домашними сливками.

Яблочный пирог. Яблочные оладьи.

Яблочная слойка - по-южному.

Персиковый лимонад - по-южному.

Персиковый пирог. Мясной пирог -- по-американски.

Жареная дикая индейка.

Вальдшнеп.

Балтиморская утка.

Тыквенный пирог. Кабачковый пирог.

Все виды американских кондитерских изделий.

Свежие американские фрукты и ягоды, включая клубнику, которая не отсчитывается по ягодке, словно драгоценность, а выдается щедрыми порциями.

Ледяная вода, остуженная не в никчемном бокале, а в честном, добропорядочном холодильнике.

Американцу, который рассчитывает провести около года в европейских гостиницах, рекомендуем снять копию с этого списка и не расставаться с ним. В нем он найдет незаменимое средство для возбуждения аппетита в угнетающей атмосфере убогого табльдота.

Иностранцам наша кухня, должно быть, так же не нравится, как их кухня нам. И не удивительно, ведь со вкусами не родятся, их приобретают. Я могу расхваливать свое меню до потери сознания, но шотландец только покачает головой: "Где же у вас хаггис?¹" - удивится он. А житель островов Фиджи вздохнет и спросит: "Где же у вас жареный миссионер?"

¹ (Хаггис - шотландское национальное блюдо: вареный бараний желудок, фаршированный бараньими потрохами)

Я чувствую в себе безусловное призвание ко всему, что касается кулинарии, и способности мои не однажды получали признание профессионалов. Мне даже приходилось поставлять рецепты для поваренных книг. Вот несколько проектов по изготовлению кексов и проч., которыми я недавно снабдил одного моего приятеля, собирающегося выдать в свет поваренную книгу. Так как я забыл приложить к ним диаграммы и таблицы, их пришлось, разумеется, снять.

На порцию воды взять порцию кукурузной муки грубого размола и четверть порции соли. Хорошенько вымесить, разделать в форме лепешки и дать постоять, - но не на ребре, а плашмя. Разгрести уголь на поду и поставить на него пирог, присыпав горячей золой на дюйм. Когда испечется, счистить золу, оставив тонкий слой. Эту сторону мазать маслом и есть, благословясь.

 . Ни один дом не должен обходиться без этого талисмана. Замечено, что бродяги, отведав подового кекса, никогда не возвращаются за добавкой.

Для приготовления этого превосходного блюда, представляющего незаменимый завтрак, следует замесить достаточное количество муки и воды и довести тесто до твердости железобетона. Расплющить в виде диска и загнуть края на три четверти дюйма. Подсушивать несколько дней при постоянной, не слишком высокой температуре. Тем же способом и из того же материала изготовить для этого редута крышку. Загрузить сушеными яблоками, потушив их до мягкости, и утрамбовать всю массу гвоздикой, лимонными корками и ломтями цитрона; добавить две порции тростникового сахара, припаять крышку и поставить пирог в укромное место, пока не окаменеет. Подавать к завтраку холодным, пригласив врагов.

Бочку воды поставить на огонь и довести до кипения; потереть кофейный боб о боб цикория и последний бросить в воду. Вываривать и выпаривать до тех пор, пока аромат кофе и букет цикория не улетучатся в необходимой степени; отставить в сторону для охлаждения. Выпрячь затем из плуга останки бывшей коровы, положить под гидравлический пресс и, получив чайную ложечку бледно-голубой жижи, которую немцы по недомыслию именуют молоком, развести в кружке тепловатой воды, чтобы разбавить его вредоносную крепость. После чего звонить к завтраку. Разлить полученный напиток по остуженным чашкам и пить, соблюдая умеренность. Во избежание перевозбуждения, обвязать голову мокрым полотенцем.

Как разделить птицу на части по немецкой методе

Пользоваться дубиной, избегая суставов.