Глава XVIII

Вашингтона слегка передернуло от такой перспективы; но воображение его уже разыгралось, и он впал в глубокую задумчивость. Через некоторое время Селлерс спросил его, что это он перемалывает на жерновах своей мозговой мельницы.

- А вот что. Нет ли у вас в голове каких-нибудь тайных планов, для осуществления которых требуется поддержка Английского банка?

- Послушай, Хокинс! - с живейшим изумлением воскликнул полковник. - Ты что, умеешь читать мысли?

- Я? Никогда даже и не помышлял об этом.

- В таком случае, как же ты до этого додумался? Ты просто обладаешь даром читать чужие мысли, вот что я тебе скажу, хотя, возможно, сам об этом не подозреваешь. Дело в том, что у меня действительно есть один проект, который требует поддержки Английского банка. Но как ты мог об этом догадаться? Что навело тебя на эту мысль? Ужасно интересно!

- Да ничто. Эта мысль пришла мне в голову совершенно случайно. Сколько вам или мне нужно для того, чтобы жить, не зная забот? Скажем, сто тысяч долларов. А между тем вы предполагаете получить за ваши два или три изобретения несколько миллиардов долларов и хотите их получить. Если б вы хотели получить десять миллионов, я бы еще мог это понять, - такую сумму человек может истратить. Но миллиарды! Это уже явно выходит за пределы человеческих возможностей. Значит, за вашим желанием скрывается какой-то грандиозный план.

Интерес и удивление графа возрастали с каждым словом Хокинса, и когда тот закончил свою речь, он в величайшем восхищении воскликнул;

- Твоя логика просто удивительна, Вашингтон, бесспорно удивительна! Это указывает, как мне кажется, на совершенно необыкновенную способность проникать в чужие мысли. Ты попал в самую цель, в самую точку, в сердце моей мечты. Теперь я расскажу тебе все, и ты меня поймешь. Мне нет нужды просить тебя держать это в секрете: ты и сам увидишь, что мой проект тем вернее удастся, чем дольше мы будем хранить его в тайне, - до положенного срока, конечно. Ты заметил, сколько у меня валяется брошюр и книг о России?

- Я думаю, кто угодно мог бы это заметить, если только он не мертвец.

- Ну так вот. Я уже довольно давно интересуюсь этой страной. В ней живет великий, замечательный народ, который заслуживает того, чтобы стать свободным. - Он помолчал и затем решительно добавил: - И я сделаю его свободным, когда получу деньги за свои изобретения.

- О господи!

- Что это ты вдруг подскочил?

- Послушайте, когда вы бросаете под ноги человеку бомбу, от которой он не то что подпрыгнет, а того гляди пробьет головой потолок и вылетит на крышу, неужели вы не можете придать своим словам вескость, силу, особую выразительность, чтобы как-то подготовить его к этому? Нельзя же этакие грандиозные замыслы сообщать столь безразличным тоном. Ну как тут не подскочить! А теперь продолжайте: я уже пришел в себя. Расскажите мне о вашем плане. Я весь внимание и сочувствие.

- Так вот, я тщательно ознакомился с предметом и пришел к выводу, что методы русских патриотов - хоть и не такие плохие, если учесть, в каких тяжелых условиях находятся эти ребята, - не являются, однако, самыми лучшими, во всяком случае - самыми быстрыми! Они хотят подвести Россию к революции изнутри, но это, понимаешь ли, очень медленный процесс, он в любое время может прерваться и к тому же полон опасностей для тех, кто над этим трудится. Ты знаешь, как Петр Великий создал армию? Он не стал создавать ее под носом у своей родни и стрельцов - нет, он стал создавать ее вдали, потихоньку и начал, как тебе известно, с одного полка. А потом не успели стрельцы глазом моргнуть, как полк превратился в армию, положение изменилось, и пришлось им уступить свое место. Вот с чего начался самый могущественный и самый страшный деспотизм, какой когда-либо знал мир. Но ведь таким же путем можно этот деспотизм и уничтожить. И я это докажу. Я намерен держаться в Стороне и привести в исполнение свой план так, как это сделал Петр.

- Очень интересно, Россмор! Что же вы собираетесь делать?

- Я собираюсь купить Сибирь и устроить там республику.

- Ну вот еще одна бомба, и снова без всякого предупреждения! Вы собираетесь купить Сибирь?

- Да, как только получу деньги. Сколько бы она ни стоила, все равно куплю. Цена не имеет для меня никакого значения. Теперь поразмысли вот о чем - уверен, что ты никогда над этим не задумывался: назови мне такое место в мире, где на каждую тысячу обычных жителей приходилось бы в двадцать пять раз больше людей мужественных, смелых, исполненных подлинного героизма, бескорыстия, преданности высоким и благородным идеалам, любви к свободе, образованных и умных?

- Сибирь!

- Совершенно верно.

- Правильно, конечно правильно, но я никогда над этим не задумывался.

- Да и никто не задумывался. А ведь это так. В тамошних рудниках и тюрьмах собраны самые благородные, самые лучшие, самые наиспособнейшие представители рода человеческого, каких когда-либо создавал бог. Предположим, в твоем распоряжении были бы такие люди, стал бы ты продавать их деспоту? Нет, потому что деспоту они ни к чему, и ты бы прогорел на этом. Деспотическому строю нужно лишь людское стадо. А теперь представь себе, что ты захотел бы создать республику.

- Да, понимаю. Для республики такой материал был бы самым подходящим.

- Ну конечно! Итак, существует такое место, как Сибирь, где имеется самый наипревосходнейший и наиотборнейший материал для создания республики, и притом запасы его непрерывно пополняются. Понятно? Пополняются ежедневно, еженедельно, ежемесячно благодаря превосходно разработанной системе, какой, пожалуй, еще не знал мир. С помощью этой системы миллионы и миллионы русских старательно и непрерывно прочесываются, прочесываются, прочесываются мириадами опытных экспертов - шпионов, назначаемых самим императором; и стоит этим шпионам заметить мужчину, женщину или ребенка, обладающего умом, сильным характером или получившего хорошее образование, как его тотчас отправляют в Сибирь. Это замечательная, поразительная система. И она настолько эффективна и всеобъемлюща, что позволяет поддерживать общий уровень интеллекта и образования в России на том уровне, на каком находится царь.

- Послушайте, вы, наверное, преувеличиваете.

- По крайней мере так говорят. Но я тоже думаю, что это ложь. Нехорошо, по-моему, так порочить целый народ. Теперь тебе понятно, какой там в Сибири материал для создания республики. - Полковник умолк; грудь его бурно вздымалась, глаза пылали от возбуждения. Затем он вскочил, словно ему не хватало простора, и заговорил с возрастающей энергией и пылом: - Как только я создам эту республику, в ней вспыхнет, запылает, озарит все вокруг столь яркий свет свободы, разума, справедливости, человечности, что изумленные взоры всех народов обратятся к ней, - это будет такое же чудо, как если б на небе взошло второе солнце. Бесчисленные множества русских рабов восстанут и пойдут, пойдут на восток; великий свет, льющийся оттуда, будет озарять их лица, а позади, далеко позади мы увидим, - что мы увидим? - мы увидим пустой трон в обезлюдевшей стране! Этого можно добиться, и, ей-богу, я этого добьюсь!

Он помолчал, и на мгновенье мечты унесли его в сияющее будущее; затем слегка вздрогнул, вернулся в настоящее и самым серьезным тоном произнес:

- Прошу извинить меня, майор Хокинс. Я никогда прежде не божился, и, надеюсь, ты на сей раз простишь меня.

Хокинс с радостью простил.

- Видишь ли, Вашингтон, это оговорка, а вообще по натуре я к этому вовсе не склонен. Только легковозбудимые, горячие люди подвержены таким вещам. Но, принимая во внимание обстоятельства, учитывая, что я демократ по рождению и взглядам и аристократ по крови и склонностям...

Граф неожиданно оборвал свою речь и, словно окаменев, молча уставился в незанавешенное окно. Затем он вытянул палец и с трудом выдохнул одно-единственное, исполненное ликования слово:

- Смотри!

- В чем дело, полковник?

- Оно!

- Не может быть!

- Еще как может! Не шевелись! Я сейчас воздействую на него - пущу в ход всю свою силу. Раз я привел его сюда, то уж заставлю и в дом войти. Вот увидишь.

И он принялся проделывать в воздухе всякие пассы руками.

- Вот! Смотри. Я заставил его улыбнуться! Видишь?

И это была правда. Трейси, вышедший днем прогуляться, неожиданно увидел свои фамильные гербы, вывешенные на фронтоне жалкого домишки. Подобное зрелище не могло не вызвать у него улыбку, но если бы только у него, - оно вызывало улыбку у всех окрестных кошек.

- Смотри, Хокинс, смотри! Я его притягиваю!

- И в самом деле притягиваете, Россмор. Если я когда-либо сомневался в материализации, теперь от моих сомнений ничего не осталось, они исчезли раз и навсегда. О, какой сегодня радостный день!

Тем временем Трейси неторопливо направился через улицу, чтобы прочесть, что написано на дощечке у дверей. Не дойдя еще и до середины, он сказал себе: "Да ведь это резиденция нашего американского претендента!"

- Оно идет, идет сюда! Я сейчас сбегу вниз и втащу его. А ты следуй за мной.

Селлерс, бледный и донельзя взволнованный, открыл входную дверь и увидел прямо перед собой Трейси. Старик не сразу обрел дар речи; когда же он его обрел, то, заикаясь, пробормотал какое-то весьма малопонятное приветствие и предложил:

- Входите, входите, пожалуйста, мистер... м-м...

- Трейси, Ховард Трейси.

- Трейси... благодарю вас... Входите, пожалуйста, мы вас ждем.

Немало озадаченный этим приглашением, Трейси вошел.

- Ждете? - спросил он. - Очевидно, тут какое-то недоразумение.

- Полагаю, что нет, - сказал Селлерс, который, заметив подошедшего Хокинса, бросил на него украдкой взгляд, как бы предлагая ему обратить внимание на то, какое впечатление он сейчас произведет. Затем он медленно и внушительно произнес: - Я - "ВЫ ЗНАЕТЕ - КТО".

К удивлению обоих заговорщиков, эта фраза не произвела никакого впечатления, ибо пришелец, нимало не смущаясь, с самым невинным видом сказал:

- Извините, не знаю. Я понятия не имею, кто вы. Я только могу предполагать, и тут я, несомненно, не ошибаюсь, - что вы тот самый джентльмен, чье имя и звание значатся на табличке у двери.

- Правильно, совершенно правильно. Садитесь, прошу вас, садитесь. - Граф был смущен, совершенно сбит с толку, в голове у него был сплошной сумбур. Тут он взглянул на Хокинса, который стоял несколько поодаль и тупо смотрел на молодого человека, который, по его мнению, был не кем иным, как ожившим покойником. И у графа родилась новая мысль.

- Тысяча извинений, дорогой сэр, - быстро проговорил он, обращаясь к Трейси, - я совсем забыл о долге вежливости по отношению к гостю, да еще приезжему. Разрешите представить вам моего друга, генерала Хокинса... генерал Хокинс - наш новый сенатор... сенатор от Становища Чероки, величественнейшей территории, которая совсем недавно присоединилась к блестящему созвездию наших суверенных штатов. - А сам подумал: "От этого названия ему сразу кисло станет!" Но поскольку ничего подобного не произошло, весьма огорченный и немало удивленный полковник продолжал церемонию представления: - Сенатор Хокинс - мистер Ховард Трейси из... м-м...

- Из Англии.

- Из Англии?! Но это же нев...

- Ну да, из Англии, я уроженец Англии.

- И вы давно оттуда?

- Нет, совсем недавно.

"Этот призрак врет, как заправский лгун, - подумал полковник. - Такого и огнем не проймешь. Попробую еще немножко его прощупать - пусть покажет, на что он способен". И с величайшей иронией заметил, уже вслух:

- Должно быть, приехали в нашу великую страну отдохнуть и повеселиться? Очевидно, путешествие по величественным просторам нашего Дальнего Запада...

- Я не был на Западе и, уверяю вас, отнюдь не развлекался. Для того чтобы жить, художник должен работать, а не в бирюльки играть.

"Художник! - воскликнул про себя Хокинс, думая об ограблении банка со взломом. - Пожалуй, это правильное определение".

- Так вы художник? - переспросил полковник. И добавил про себя: "Сейчас я его поймаю".

- Весьма скромный.

- В каком жанре работаете? - продолжал хитрый ветеран.

- Станковая живопись.

"Ну, теперь он у меня в руках", - сказал себе Селлерс. А вслух воскликнул:

- Какая удача! Не согласитесь ли вы подреставрировать кое-какие из моих картин?

- С радостью. Разрешите мне взглянуть на них. Ни малейшего смущения, или замешательства, или попытки увильнуть даже в эту критическую минуту! Полковник был озадачен. Он подвел Трейси к олеографии, немало пострадавшей в руках предыдущего владельца, который использовал ее вместо абажура, и сказал, широким жестом указывая на картину:

- Это творение дель Сарто¹...

¹ (Дель Сарто Андреа (1486 - 1531) - выдающийся итальянский живописец)

- Разве это дель Сарто?

Полковник укоризненно поглядел на Трейси, дал ему время осознать свою бестактность и продолжал с таким видом, будто никто и не прерывал его:

- Это полотно дель Сарто - пожалуй, единственный оригинал великого мастера, имеющийся в нашей стране. Как вы сами можете судить, работа столь тонкая, что было бы рискованно... не могли бы вы... м-м... не согласились ли бы вы показать мне, что вы умеете, прежде чем мы...

- С радостью, с радостью. Я сниму копию с одного из этих потрясающих полотен.

Были принесены акварельные краски - реликвии, сохранившиеся со времен пребывания мисс Салли в колледже. Трейси, правда, сказал, что он лучше пишет маслом, но раз ничего другого нет, попытает счастья и акварелью. И его оставили одного. Он принялся за работу, но слишком уж много было здесь достопримечательностей, и они были столь неотразимы, что Трейси встал и принялся бродить по комнате, удивленный и в то же время завороженный окружавшими его шедеврами.