Глава XIII. Том на краю гибели

Когда я раздумываю над тем, сколько неприятных людей попало в рай, меня охватывает желание отказаться от благочестивой жизни.

Календарь Простофили Вильсона

Октябрь - один из самых опасных месяцев в году для спекуляции на бирже. Остальные опасные месяцы: июль, январь, сентябрь, апрель, ноябрь, май, март, июнь, декабрь, август и февраль.

Календарь Простофили Вильсона

Так, скорбно беседуя с самим собой, Том миновал дом Простофили Вильсона, затем по переулку, вдоль которого тянулись огороженные пустыри, дошел до дома с привидениями и побрел обратно, то и дело мрачно вздыхая. Кто бы сейчас придал ему бодрости? Ровена! При этой мысли сердце его встрепенулось, но тут же упало: ведь ненавистные близнецы наверное там!

Проходя мимо обитаемой части дома Вильсона, Том заметил в гостиной свет. Что ж, на худой конец... Другие люди иной раз давали ему почувствовать, что он явился некстати, Вильсон же встречал его с неизменной вежливостью, а вежливость по крайней мере щадит твое самолюбие, даже если и не выдает себя за радушие. Вильсон услыхал шаги на крыльце, покашливание.

"Кто, как не он, этот ветреный шалопаи! Небось все приятели сегодня от него попрятались, кому охота водиться с этим дураком, после того как он так опозорился: трусишка, подал в суд за оскорбление личности!"

В дверь робко постучали.

- Войдите!

Вошел Том и, ни слова не говоря, повалился на стул. Вильсон спросил участливо:

- Что с тобой, мальчик? Зачем такое отчаяние? Не принимай все так близко к сердцу. Постарайся забыть этот пинок.

- О господи, - горестно откликнулся Том, - тут не в пинке дело, Простофиля! Тут кое-что другое, в тысячу раз хуже, в миллион раз хуже!

- Что именно, Том? Неужели Ровена дала тебе отставку?

- Нет, не она. Старик...

"Ага! - подумал Вильсон, сразу вспомнив таинственную девушку в спальне. - Дрисколлы начинают понемножку догадываться!" Но вслух он проговорил назидательно:

- Том, распущенность иногда приводит...

- Глупости, распущенность тут ни при чем! Он хотел, чтоб я вызвал на дуэль этого проклятого итальянского дикаря, а я не согласился.

- Понятно, это скорее в его духе, - как бы размышляя вслух, заговорил Вильсон. - Меня и то удивило, почему он не занялся этой историей вчера вечером и вообще разрешил тебе обращаться с таким делом в суд - хоть перед дуэлью, хоть после. Разве джентльмены решают такие дела судом? На твоего дядюшку это не похоже. Я не могу постичь, как это случилось.

- Да вот так и случилось, потому что он ничего не знал. Он уже спал вчера, когда я вернулся домой.

- И ты не разбудил его? Неужели правда, Том?

От этого разговора Тому не становилось легче. Он заерзал на стуле.

- Не пожелал я докладывать ему, вот и все, - вымолвил он наконец. - Старик собирался ехать на заре с Пемброком Говардом удить рыбу, и я решил так: если засажу близнецов в каталажку... - а я был в этом уверен, разве я мог думать, что они за такое чудовищное оскорбление отделаются каким-то пустяковым штрафом, - так вот я и решил: если я засажу их в каталажку, они будут опозорены, и дядя не потребует, чтобы я дрался с такими темными личностями; наоборот, он даже не позволит...

- И тебе не стыдно, Том? Как ты можешь так относиться к своему доброму старому дядюшке? Выходит, я ему более надежный друг, чем ты; ведь если б я знал эти обстоятельства, то, прежде чем идти в суд, я поставил бы его в известность, чтобы он успел принять меры, как подобает джентльмену.

- Да неужели? - воскликнул Том с искренним удивлением. - Хотя это был ваш первый судебный процесс? Хотя вы прекрасно знаете, что процесс был бы отменен, прими только дядюшка меры? И вы прожили бы до конца своих дней в нищете и безвестности, вместо того чтобы стать, как сегодня, настоящим признанным адвокатом? Неужели вы и впрямь могли бы так поступить?

- Безусловно.

Том пристально взглянул на Вильсона, потом сокрушенно покачал головой и сказал:

- Я вам верю, честное слово. Не знаю почему, но верю. Слушайте, Простофиля Вильсон, да ведь вы самый большущий болван на свете!

- Очень благодарен!

- Не стоит благодарности.

- Итак, он потребовал, чтобы ты вызвал на дуэль этого итальянца, а ты отказался. Ты - позор славного рода! Я краснею за тебя, Том!

- Ну и ладно! Теперь уж все равно, раз он снова уничтожил завещание.

- Признайся, Том, не был ли он сердит на тебя за что-нибудь еще, кроме этого суда и отказа драться на дуэли?

Вильсон испытующе уставился на Тома, но тот глядел на него невинными глазами и ответил без запинки:

- Нет, только за это. Если бы он раньше сердился, то начал бы волынку вчера: у него как раз было подходящее настроение. Он возил этих идиотов близнецов по городу, показывал им достопримечательности, а воротившись домой, не мог найти серебряные часы своего отца, которые очень любит, хотя они давно не ходят; он их видел три-четыре дня назад и никак не мог вспомнить, куда их девал, и страсть как разволновался; а я возьми да и скажи, что, может, они не затерялись вовсе, а стянул их кто-нибудь; тут он совсем взбеленился и обозвал меня дураком, и я сразу понял, что он именно этого больше всего и боится, только признаться не хочет, ведь украденные-то вещи реже находятся, чем потерянные.

- Фью! - присвистнул Вильсон. - Список увеличивается!

- Список чего?

- Краж.

- Каких краж?

- Обыкновенных. Эти часы не потеряны, украли. В городе опять начались кражи - такие таинственные, как и в тот раз, помнишь?

- Да неужели?

- Точно, как дважды два четыре! А у тебя самого ничего не пропало?

- Нет. Впрочем, да - я не нашел серебряного пенала, который тетушка Мэри Прэтт подарила мне в прошлом году ко дню рождения.

- Вот увидишь, что и его украли!

- А вот и нет. Когда я сказал, что дядюшкины часы украли и получил за это нагоняй, я пошел к себе наверх, стал осматривать свою комнату и заметил, что пенала нет; но после я его нашел - он просто лежал в другом месте.

- Но ты уверен, что остальное все цело?

- Все более или менее ценное на месте. Вот еще не знаю, где мой золотой перстень. Он стоил доллара два или три. Но я поищу, он найдется.

- Думается мне, что нет. Уверяю тебя, это был вор. Кто там, войдите!

В комнату вошел судья Робинсон в сопровождении Бэкстона и городского констебля Джима Блейка. Они сели, и после разных пустопорожних разговоров и болтовни о погоде Вильсон сказал:

- Кстати, мы сейчас обнаружили еще пропажу, если не две. У судьи Дрисколла украдены старинные серебряные часы, и вот у него, у Тома, кажется - золотое кольцо.

- Да, скверная история, - заметил судья Робинсон, - и чем дальше, тем все хуже. Пострадали Хэнксы, Добсоны, Пиллигрюзы, Ортоны, Грэнджерсы, Хейлсы, Фуллеры, Холкомы - да, собственно говоря, все, кто живет неподалеку от Пэтси Купер. У всех у них похищены разные безделушки, чайные ложечки и другие ценные мелочи, которые легко унести в карманах. Совершенно ясно, что вор воспользовался моментом, когда эти люди были на приеме у Пэтси Купер, а рабы толпились у забора, чтобы хоть украдкой повидать это представление, - вот тут-то он и похозяйничал беспрепятственно. Пэтси ужасно расстроена из-за соседей и особенно из-за жильцов, - до такой степени расстроена, что уж о своих потерях и не думает.

- Это один и тот же вор, - заявил Вильсон. - По-моему, сомневаться не приходится.

- Констебль Блейк придерживается другого мнения.

- Вот тут-то вы и ошибаетесь, Вильсон, - сказал Блейк. - Прежние ограбления совершил мужчина, хоть он нам и не попался в руки до сих пор, но по многим признакам мы, профессионалы, имеем возможность судить об этом. А на сей раз орудовала женщина.

Вильсон сразу же подумал о таинственной девушке. Она не выходила у него из головы. Но он и тут ошибся. Блейк продолжал:

- Это была сгорбленная старуха в трауре, под черной вуалью, с закрытой корзинкой в руке. Я видел ее вчера на пароме. Вероятно, живет в Иллинойсе; но где бы она ни жила, все равно я до нее доберусь, пусть не сомневается.

- Но с чего вы взяли, что это и есть воровка?

- А с того, что, во-первых, другой женщины не было, а во-вторых, один черномазый возчик, который в это время проезжал по улице, видел, как она входила и выходила из домов, и рассказал мне об этом, а именно эти-то дома и обчистили.

Все согласились, что такие косвенные улики можно считать вполне достаточными. Засим последовало продолжительное молчание. Первым заговорил Вильсон:

- Но одно хорошо: она не сможет ни продать, ни заложить драгоценный индийский кинжал графа Луиджи.

- Господи! - воскликнул Том. - Неужели и он пропал?

- Представьте себе, да.

- Хороший улов! Но почему вы думаете, что она не сможет ни продать, ни заложить его?

- А вот почему. После собрания Сынов Свободы всюду только и говорили: того обокрали, этого обокрали, и тетя Пэтси ждала близнецов, замирая от страха, как бы у них тоже не обнаружилась какая-нибудь пропажа. Действительно, оказалось, что пропал кинжал, и они тут же предупредили полицию и всех ростовщиков. Улов-то был хорош, да только рыбку продать не удастся: старушенцию сцапают.

- А они пообещали вознаграждение? - поинтересовался Бэкстон.

- Да. Пятьсот долларов за кинжал и пятьсот долларов за поимку вора.

- Тоже придумали, идиоты! - воскликнул констебль. - Разве вор придет сам или пришлет кого-нибудь? Ведь тот, кто явится, сразу же влипнет; сами посудите, какой ростовщик упустит возможность...

Если бы кто-нибудь взглянул в этот момент на физиономию Тома, возможно ее серо-зеленый цвет вызвал бы некоторые подозрения, но никто не взглянул. А Том подумал: "Ну, теперь я пропал, теперь мне нипочем не разделаться с долгами: ведь за все остальное, что я наворовал, я и половины того, что мне надо, не выручу ни от продажи, ни от заклада! Пропал я как пить дать, на этот раз уж не выкручусь никоим образом! Вот ужас-то, что мне делать, куда кинуться?"

- Не торопитесь с выводами! - сказал Вильсон Блейку. - Вчера ночью я сел и начал прикидывать, как лучше поступить, и к двум часам у меня был готов превосходный план. Они получат свой кинжал обратно. И тогда я вам объясню, как все было устроено.

Это вызвало общее любопытство, и Бэкстон сказал:

- Да, вы заинтриговали нас не на шутку! И позвольте вам заявить, что если бы вы пожелали сообщить нам конфиденциально...

- От души был бы рад, Бэистон, но мы с близнецами условились до поры до времени ничего не разглашать, поэтому не обижайтесь, если я не скажу. Но поверьте моему слову: вам не придется ждать и трех дней. Кто-то сразу же явится за вознаграждением, и тогда я покажу вам и вора и кинжал.

Констебль был расстроен и смущен. Он сказал:

- Хорошо бы, если б так; надеюсь, что вы окажетесь правы. Но будь я проклят, если я что-нибудь понимаю. Слишком это все мудрено для вашего покорного слуги.

Казалось, тема была исчерпана. Замечаний больше ни у кого не было. После паузы мировой судья заявил Вильсону, что он, Бэкстон и констебль пришли к нему в качестве депутации от демократической партии - просить его выставить свою кандидатуру на пост мэра: Пристань Доусона собиралась стать настоящим городом, и, по положению, в скором времени должны были состояться первые муниципальные выборы. И это был первый случай, когда Вильсона удостаивала вниманием какая-нибудь партия; положим, невелика честь, но, значит, признали все же его дебют в качестве местного общественного деятеля, - это обещало поднять его на ступеньку выше, и Вильсон был весьма обрадован. Он дал свое согласие, после чего депутация откланялась, а с нею вместе удалился и Том Дрисколл.