предыдущая главасодержаниеследующая глава

Глава XIX. Пророчество сбывается

Пожалуй, нет ничего более раздражающего, чем чей-то хороший пример.

Календарь Простофили Вильсона

Если бы все люди думали одинаково, никто тогда не играл бы на скачках.

Календарь Простофили Вильсона

Пристань Доусона мирно доживала период скучного отдыха и терпеливо ждала дуэли. Ждал ее и граф Луиджи, - правда, по слухам, не очень-то терпеливо, воскресенье утром он все-таки настоял на том, чтоб его вызов был передан. Взял на себя эту миссию Вильсон. Но судья Дрисколл заявил ему, что отказывается драться с убийцей.

- Я имею в виду, драться на поле чести, - добавил он многозначительно. Всякую другую борьбу судья готов был допустить.

Сколько ни пытался Вильсон убедить судью, что тот не считал бы поступок Луиджи позорным, если бы слышал рассказ Анджело об этом убийстве, упрямый старик продолжал стоять на своем.

Вильсон вернулся к своему клиенту и сообщил ему, что его старания не увенчались успехом. Луиджи вознегодовал: как это пожилой джентльмен, далеко не глупый к тому же, придает больше веры нелепым домыслам своего племянника, чем словам адвоката? Но Вильсон рассмеялся.

- Да очень просто, - сказал он, - и очень понятно. Племянник ему вместо сына - это его баловень, его любимчик; а я ему - никто. Судья и его жена-покойница никогда не имели детей. И вот только под старость судьба подарила им это сокровище. Надо принять во внимание, что родительский инстинкт, который лет двадцать пять - тридцать остается неудовлетворенным, превращает человека, изголодавшегося по ребенку, в безумца. И кого бы ни послала ему судьба, он уже всему рад, его вкус настолько притупился, что он не в состоянии отличить рыбу от курицы. Если у молодой четы рождается ребенок с дурным нравом, родители довольно скоро начинают понимать, что это сам сатана, но если этого сатану усыновляет пожилая чета, то для нее он всегда ангел, что бы ни случилось. В глазах судьи - Том ангел, старик боготворит его. Том иной раз добивается от старика того, чего никто другой бы не добился, - ну, не всегда, но очень часто, особенно в таких случаях, когда надо расположить дядюшку к кому-нибудь или, наоборот, восстановить против, Старику вы оба понравились. Том возненавидел вас. И этого было достаточно, чтобы дядя изменил к вам свое отношение. Самые старые и прочные узы дружбы рвутся, когда на них замахивается вот этакий ангелочек, усыновленный людьми преклонного возраста.

- Странные рассуждения! - молвил Луиджи.

- Не рассуждения, а жизненный опыт. Но в этом есть даже что-то трогательное и красивое. Хуже и противнее бывает, когда подобная бездетная чета обзаводится сворой визжащих и лающих собачонок, хриплыми попугаями с ослиными голосами, сотней, а то и двумя, певчих птиц, которые свистят и трещат на все лады, выводками вонючих морских свинок и кроликов и в довершение всего - целой армией мяукающих и воющих кошек. Это все беспомощные, неумелые попытки найти замену того, в чем им отказано природой. Эти люди похожи на безумца, который собирает разный медный и железный хлам и думает, что скопил несметное сокровище. Простите за отступление. По неписанному закону здешних мест, вам полагается застрелить судью Дрисколла. И он, и все остальные наши жители ожидают, что он падет от вашей руки, хотя, если окажется наоборот, город и этой новости обрадуется. Будьте осторожны! Хорошо ли вы вооружены, все ли у вас припасено на тот случай, если встретитесь с ним?

- Да, я не откажу ему в этом удовольствии: если он нападет на меня, я отвечу достойно.

Уже уходя, Вильсон сказал:

- Судья не совсем оправился после выборов и денька два еще посидит дома, но как только он начнет выходить на улицу, советую вам быть начеку.

Около одиннадцати часов вечера близнецы вышли подышать свежим воздухом. Сквозь дымку облаков светила луна, и они предприняли довольно дальнюю прогулку.

Тем временем Том Дрисколл высадился с парохода у Хэкетского склада, в двух милях к югу от Пристани Доусона. Он был единственным пассажиром, сошедшим на берег в этом глухом местечке. Пройдя вдоль реки и не встретив за всю дорогу ни души, он, никем не замеченный, проник в дом судьи Дрисколла.

В своей комнате наверху он задернул шторы, зажег свечу и, сняв сюртук и шляпу, начал готовиться к маскараду. Отпер сундук, вытащил оттуда спрятанное среди мужских вещей женское платье. Затем вымазал себе лицо жженой пробкой и сунул пробку в карман. Расчет его был таков: он проберется вниз, в маленькую гостиную, оттуда - в спальню судьи, достанет из кармана старика ключ от несгораемого шкафа, стоящего в гостиной, отомкнет шкаф и вытащит что там есть. Том взял свечу и собрался идти. До этой минуты он храбрился и был уверен в успехе, но сейчас его уверенность несколько поколебалась: а вдруг он нечаянно наделает шума и его схватят, когда он будет открывать несгораемый шкаф? Том достал из потаенного места индийский кинжал и, к своей великой радости, ощутил новый прилив отваги. Он вышел и стал красться по узкой лестнице вниз, замирая при каждом скрипе ступеней и чувствуя, как от страха у него встают дыбом волосы. Еще на лестнице он заметил внизу свет. Что это? Неужели дядюшка не спит так поздно? Не может быть! Наверно, ушел спать и забыл погасить лампу. Том продолжал спускаться, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Дверь гостиной была открыта, и Том заглянул внутрь. То, что он там увидел, наполнило его сердце радостью. Дядя спал на диване, у изголовья его, на маленьком столике, тускло горела лампа, а возле нее стояла небольшая закрытая шкатулка, в которой старик обычно хранил деньги. Рядом лежала пачка банкнотов и листок бумаги, исписанный цифрами. Несгораемый шкаф был заперт. Очевидно, старик подсчитывал деньги, устал от этого занятия и прилег отдохнуть.

Том поставил свечу на ступеньку лестницы и, согнувшись в три погибели, стал подкрадываться к банкнотам. Когда он приблизился к старику, тот пошевельнулся во сне, и Том мгновенно замер; впившись взглядом в лицо своего благодетеля, он начал осторожно вытаскивать кинжал из ножен, чувствуя, как бешено колотится у него сердце. Переждав секунду-другую, он сделал еще один шаг и схватил деньги, но при этом уронил ножны, и они со стуком упали на пол. В то же мгновение он почувствовал, как сильная рука судьи сдавила его плечо, и услышал отчаянный крик: "Караул! Помогите!" Без малейшего колебания Том пустил кинжал в ход и... освободился. Несколько ассигнаций вылетели из его левой руки и упали на пол, в лужицу крови. Том кинул кинжал, схватил ассигнации и бросился было бежать, потом вне себя от страха переложил деньги из правой руки в левую и поднял кинжал, но тут же опомнился и снова отшвырнул его в сторону, сообразив, что это опасная улика, которую нельзя уносить с собой.

Он выскочил на лестницу, притворил за собой дверь и схватил свечу. Взбегая наверх, он услышал чьи-то торопливые шаги, приближающиеся к дому. В следующую минуту Том был уже у себя в комнате, а братья-близнецы стояли, объятые ужасом, над трупом судьи.

Том надел сюртук, спрятал под полу свою шляпу, а поверх напялил женское платье и закрыл лицо вуалью. Затем он задул свечу, запер дверь, через которую вошел, и, спрятав ключ, выскочил на заднюю площадку через другую дверь, запер ее тоже и, сунув ключ в карман, неслышно спустился по черной лестнице. Здесь он не встретил никого, как и рассчитывал: все внимание домочадцев было привлечено теперь к другой части дома, и его расчет подтвердился. Пока он крался через задний двор на улицу, миссис Прэтт со слугами и дюжиной полуодетых соседей успели уже присоединиться к близнецам и окружить убитого, а с парадного крыльца прибывали в дом все новые и новые люди.

Когда Том, дрожа как в лихорадке, вышел за калитку, из дома напротив выскочили три женщины. Они промчались мимо него с криком: "Что случилось?", но не стали дожидаться ответа. Том подумал: "Эти старые девы все-таки задержались, чтобы одеться, как в ту ночь, когда горело рядом, у Стивенса!" Через несколько минут он был уже в доме с привидениями. Там он зажег свечу и снял женское платье. С левого боку платье было испачкано кровью, а на правой руке Тома были пятна от окровавленных банкнотов - единственные улики. Том вытер руку о солому и тщательно смыл сажу с физиономии. Потом он сжег все, что снял с себя, - и мужское платье и женское, разгреб пепел кочергой и облачился в костюм бродяги. Задув свечу, он спустился по лестнице на улицу и пошел неторопливой походкой к реке, решив использовать опыт Роксаны. И в самом деле, у реки он нашел лодку и поплыл на ней по течению, а с наступлением рассвета причалил к берегу и, оттолкнув пустую лодку, зашагал в сторону ближайшей деревни. Там он прятался до тех пор, пока не прибыл транзитный пароход. Он купил себе место на палубе до Сент-Луиса, но и на пароходе продолжал еще некоторое время трепетать от страха. Лишь после того как Пристань Доусона осталась позади, он подумал: "Теперь ни один сыщик па свете не доберется до меня, ведь я же не оставил никаких следов; тайна этого убийства сохранится навечно, как и многие другие тайны подобного рода, и даже через полсотни лет люди будут ломать над ней голову!"

На следующее утро он прочел в сент-луисских газетах телеграфное сообщение из Пристани Доусона:

"Судья Дрисколл, один из самых почтенных и уважаемых жителей нашего города, был убит ночью у себя дома некиим распутным итальянским цирюльником, выдающим себя за аристократа. Поводом для убийства послужила ссора, возникшая на почве состоявшихся недавно выборов. Убийце, вероятно, грозит суд Линча".

- Одного из близнецов схватили! Вот здорово! - воскликнул Том. - И все благодаря кинжалу. Неисповедимы пути твои, господи! А я-то ругал Простофилю Вильсона за то, что он лишил меня возможности продать этот кинжал. Беру все свои слова назад.

Наконец он станет богат и независим! Том поспешил договориться с плантатором относительно выкупа Рокси и послал Вильсону документ, согласно которому его кормилица могла снова считаться свободной; затем протелеграфировал тетушке Прэтт:

"Прочел страшное известие в газетах. Сражен горем. Выезжаю пакетботом сегодня. Старайтесь не падать духом, скоро буду".

Придя в дом, где лежал покойник, Вильсон постарался выяснить у миссис Прэтт и собравшихся там соседей наиболее точно обстоятельства преступления и, в качестве мэра, потребовал, чтоб никто ничего не трогал до прихода мирового судьи Робинсона, который будет вести следствие. Он выдворил из гостиной всех, оставив там только близнецов. Вскоре явился шериф и отвез братьев в тюрьму. Вильсон просил их не терять надежду, обещав, что сделает все от него зависящее для их защиты на суде. Вскоре прибыл мировой судья Робинсон в сопровождении констебля Блейка. Они тщательно обследовали комнату и, конечно, нашли ножны и кинжал. На рукоятке кинжала Вильсон заметил отпечатки пальцев. Это его обрадовало, так как едва только первые из сбежавшихся соседей показались в гостиной, близнецы тотчас потребовали, чтобы те осмотрели их руки и платье, и никому из присутствующих, включая самого Вильсона, не удалось обнаружить никаких следов крови. Может быть, близнецы действительно не лгут, утверждая, что они прибежали на крик и нашли судью мертвым? Первой пришла Вильсону на ум таинственная девушка. Но в следующий миг он подумал, что вряд ли женщина могла совершить такое преступление. Так или иначе, комнату Тома Дрисколла необходимо было обыскать.

После того как следственная комиссия осмотрела труп и место преступления, Вильсон предложил сделать обыск наверху и направился туда вместе с остальными. Пришлось взломать дверь в комнату Тома, но там, разумеется, ничего подозрительного не обнаружили.

Следственная комиссия вынесла заключение, что убийство совершено графом Луиджи при соучастии Анджело.

Весь город метал громы и молнии против несчастных братьев, и первые несколько дней им грозило линчевание. Присяжные, решавшие вопрос о предании суду, признали Луиджи виновным в преднамеренном убийстве, а Анджело - в соучастии. Близнецов перевели из городской тюрьмы в окружную, и там они сидели в ожидании суда.

Вильсон осмотрел отпечатки пальцев на рукоятке кинжала и отметил про себя: "Это не их отпечатки, ни Анджело, ни Луиджи!" Значит, здесь замешан кто-то еще, либо самостоятельно действовавший, либо наемный убийца.

Но кто? Это он должен выяснить. Несгораемый шкаф оставался запертым, шкатулка с деньгами тоже, в ней оказались нетронутыми три тысячи долларов. Значит, целью убийства было не ограбление, а месть. Но кто еще мог быть врагом покойного, кроме Луиджи? Только он один на свете мог затаить глубокую обиду на судью Дрисколла.

А кто была таинственная девица? Мысль о ней не давала Вильсону покоя. Однако ее можно было заподозрить лишь в том случае, если бы целью убийства оказалось ограбление; но какой девушке могло понадобиться лишить старика жизни из мести? Судья никогда не обижал никаких девушек - он был джентльмен.

Отпечатки пальцев на рукояти кинжала были очень четкими; среди коллекции Вильсона имелось громадное количество отпечатков пальцев женщин и девушек, снятых за последние пятнадцать - двадцать лет, но напрасно искал Вильсон среди них отпечатков, одинаковых с теми, которые были на кинжале.

То, что на месте преступления нашли это оружие, сильно смущало Вильсона. Еще неделю тому назад он готов был поверить вместе с остальными, что Луиджи по-прежнему владеет кинжалом, хоть и заявил о его пропаже. Но вот факт налицо: кинжал оказался здесь, и оба брата рядом. Большинство местных жителей считало, что близнецы стараются всех околпачить баснями о мнимой краже кинжала. Теперь каждый из них с торжествующим видом восклицал: "А что я говорил?!"

Если бы на рукоятке кинжала были отпечатки их пальцев... Да что говорить, когда это явно не их отпечатки, - Вильсон готов был дать голову на отсечение!

Что касается Тома Дрисколла, то его Вильсон не подозревал по ряду причин. Вильсон считал, что, во-первых, Том слишком труслив; во-вторых, если бы он даже был способен на убийство, то не избрал бы своей жертвой ни собственного благодетеля, который его обожал, ни другого близкого родственника; в-третьих, он не сделал бы этого из эгоистических соображений, ибо при жизни старика был щедро им обеспечен и мог надеяться, что завещание еще будет восстановлено в его пользу. Правда, теперь стало известно, что завещание было и так восстановлено, но Том же этого не знал! Уж если бы знал, то, при своей болтливости и неумении хранить секреты, непременно рассказал бы это Вильсону. И наконец самое главное: когда было совершено убийство, Том находился в Сент-Луисе и узнал о нем на следующее утро из газет, что явствовало из телеграммы, которую он послал тетушке. Все это были скорее смутные ощущения, чем оформленные мысли, ибо Вильсон поднял бы на смех всякого, кто заподозрил бы Тома в убийстве судьи Дрисколла.

Дело близнецов Вильсон считал безнадежно проигранным. Рассуждал он так: если соучастник не будет найден, премудрый суд присяжных штата Миссури несомненно приговорит их к повешению; но если даже соучастник обнаружится, то и это не поможет делу: просто шериф вздернет еще одного человека. Вот если бы нашелся действительный убийца, преследовавший собственную цель, - это спасло бы близнецов; но такая возможность, по-видимому, исключалась. И все-таки Вильсон решил продолжать поиски человека, оставившего отпечатки пальцев на кинжале. Пусть близнецы не виновны в убийстве, но если убийца не будет найден, их осудят как виновных.

Вильсон ходил угрюмый, день и ночь думал и гадал, но так ни до чего и не додумался. Стоило ему увидеть какую-нибудь незнакомую девушку или женщину, он под любым предлогом старался получить у нее отпечатки пальцев, но каждый раз вздыхал, сравнивая их с отпечатками на кинжале.

Что касается Тома, то он клялся, что понятия не имеет ни о какой таинственной девушке и ни на ком не замечал такого туалета, какой описывал Вильсон... Что греха таить, он не всегда запирал свою комнату на ключ, и слуги тоже, заявлял он, по временам забывали запирать наружные двери, но все же вряд ли эта особа так уж часто, могла проникать в их дом: неужто ее бы не заметили?! Когда Вильсон высказал предположение о какой-то связи между ее появлением и совершенными в городе кражами, - а вдруг она была соучастницей старухи или сама рядилась в старушечье платье? - Том сделал удивленное лицо и с притворным жаром пообещал, что будет теперь зорко следить, хотя, конечно, эта особа пли особы, если их несколько, не настолько глупы, чтобы совать нос снова в город, где жители долго еще будут начеку.

Весь город жалел Тома, который притих и казался убитым горем. Отчасти он, конечно, играл роль, но было здесь и нечто другое. Нередко, лежа ночью с открытыми глазами, он видел перед собой своего мнимого дядю таким, каким видел его в ту роковую ночь; этот же образ преследовал его и во сне. Он не мог заставить себя войти в комнату, где произошла трагедия. Это еще больше подкупило боготворившую его миссис Прэтт, которая начала говорить, что она "впервые по-настоящему поняла", какой чувствительной и тонкой натурой обладает ее драгоценный племянник и как он обожал; своего несчастного дядюшку.

предыдущая главасодержаниеследующая глава




© S-Clemens.ru, 2013-2018
При копировании материалов просим ставить активную ссылку на страницу источник:
http://s-clemens.ru/ "Марк Твен"


Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь