Часть первая

Глава I. Соединенные Штаты до и после Гражданской войны. Литературные традиции. Народный юмор

Марк Твен начал свою профессиональную литературную деятельность в 60-х годах - в тот период развития страны, который В. И. Ленин назвал прогрессивным, домонополистическим капитализмом^*.

^* (См. В. И. Ленин, Сочинения, т. 23, стр. 270.)

В середине XIX века в Соединенных Штатах Америки основной социальной проблемой было рабство негров. Движение против рабства нарастало, как лавина, захватывало широкие слои трудящихся, принимало грозный революционный характер. Реакционные законы о беглых рабах, принятые конгрессом в 1850 и 1857 годах, фактически распространявшие рабство и на свободные Северные штаты, заставили рабочих, фермеров и негров-рабов взяться за оружие. Восстание в Виргинии, возглавленное Джоном Брауном (1859) и зверски подавленное, вызвало массовое движение рабов. Маркс определил его как одно из самых великих событий в мире^*. Крайнее обострение противоречий между капиталистическим Севером и рабовладельческим Югом с его плантационной системой хозяйства привело к тому, что движение народных масс против рабства было поддержано и использовано буржуазией Севера.

^* (См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XXII, стр, 474.)

Перед началом Гражданской войны США уже были одной из самых мощных промышленных стран в мире; их развитие, как писал Карл Маркс в 1858 году, должно было пойти вперед семимильными шагами.

Гражданская война фактически являлась борьбой двух социальных систем - рабства и наемного труда. Войну начали южане, не желавшие добровольно уступать свои экономические и политические позиции. Этому предшествовал выход южных рабовладельческих штатов из Союза: в декабре 1860 года от Союза откололась Южная Каролина, в феврале 1861 года ее примеру последовали еще шесть рабовладельческих штатов. Отделившиеся штаты образовали Конфедерацию американских штатов (февраль 1861 г.), призванную защищать права рабовладельцев. Президентом Конфедерации был избран крупнейший плантатор Юга Джефферсон Дэвис. "Конфедераты" имели далеко идущие цели: создать рабовладельческое государство, присоединив к нему Центральную Америку. Их решительные действия объяснялись тем, что южане надеялись, и не без основания, на активную поддержку Англии, основной потребительницы хлопка, возделываемого на южных плантациях США.

В ноябре 1861 года английское правительство готово было признать южные штаты США самостоятельным государством. С таким предложением выступили в Англии "друзья хлопка", как иронически назвал К. Маркс английских хлопчатобумажных промышленников. Южноамериканские газеты открыто ликовали, утверждая, что "южные штаты пользуются в Англии большими симпатиями". Но "симпатии" были только у тех, кто был связан с американскими южными плантаторами. Ливерпуль, который, по словам К. Маркса, своим торговым могуществом обязан торговле рабами^*, а развитием текстильной промышленности - виргинскому хлопку, оказался центром политической агитации в защиту американских рабовладельцев. Ливерпульские магнаты требовали войны с Севером США якобы для того, чтобы "поддержать честь британского флага".

^* (См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 15, стр. 469.)

В книге "Америку стоит спасать" (1941) Теодор Драйзер так определяет политику правящих кругов Англии:

"Во время нашей Гражданской войны, радуясь, как всегда, возможности ослабить демократическое движение путем раскола, они не жалели усилий для поддержки рабовладельцев-сепаратистов. Англичане настолько были уверены в лошадке, на которую поставили,- то есть в милой их сердцу реакции,- что даже напечатали для южан марки с изображением Джефферсона Дэвиса"^*.

^* (Т. Драйзер, Собр. соч., т. 12, стр. 49.)

Гражданская война показала огромные потенциальные силы американского народа. Приведенные в действие, они решили судьбу страны. Этот урок американской истории был столь значительным, что его воздействие на духовное развитие целой нации трудно переоценить.

Для Марка Твена, например, он был тем вечно действующим фактором, влияние которого чувствовалось на всем его творчестве - от начала до конца.

Завоевания, добытые народом, были результатом напряженной политической борьбы с правящей верхушкой. Высоко расценивая деятельность народных масс США, К. Маркс писал в 1862 году: "...Новая Англия и Северо-Запад, давшие армии основные людские резервы, решили принудить правительство к революционному ведению войны и начертать на звездном флаге в качестве боевого лозунга слова: "Уничтожение рабства". Линкольн уступает этому pressure from without медленно и с опаской, но он знает, что не сможет противиться ему долго"^*.

^* (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 15, стр. 542.)

Линкольн, вынужденный уступить требованиям народа, реорганизовал армию, пресек измену, перешел к наступательным формам в ведении войны, юридически отменил рабство и удовлетворил требования фермеров на землю. Это и были главные завоевания народа, итоги Гражданской войны 1861 -1865 годов, прогрессивный и революционный характер которой отмечал В. И. Ленин^*.

^* (См. В. И. Ленин, Сочинения, т. 28, стр. 51.)

Образ Авраама Линкольна остался в памяти народа символом революционно-демократических преобразований. Трагическая смерть (1865) от руки агента южных рабовладельцев (и нью-йоркских банкиров!) создала героический ореол вокруг его имени. Буржуазная пресса охотно пользовалась славой Линкольна и его сторонников, чтобы поддержать в народе миф о демократичности общественного строя в США ("Линкольн был лодочником и дровосеком, президентом и законодателем...", "генерал Грант разводил картофель в Калифорнии, рубил и возил дрова в Сент-Луисе, пока не обнаружился его военный гений..."), и в то же время замалчивала тот факт, что еще при жизни Линкольна, в период Гражданской войны, правительство сделало все, чтобы воспрепятствовать углублению негритянской революции и не дать неграм то, что они сами же завоевали с оружием в руках^*.

^* (В 1864 г. в армии северян насчитывалось около 190 тысяч негров, причем 134 тысячи человек из них пришли из южных штатов. Об отваге негров-воинов генерал Сэкстон отозвался так: "Во всех боях негритянские войска проявляли исключительную храбрость".)

Негры были освобождены без земли.

Они, отважно сражавшиеся в войсках северян, мечтали не только о личной свободе, но и о "10 акрах земли и об одном муле" для каждого работника. Ни земли, ни мулов они не получили.

Промышленники Севера не решались поднять руку на "священное право собственности" плантаторов Юга, а самое главное - им крайне необходимо было сохранить резервную армию незанятых рабочих рук. Ведь вся промышленность Юга после Гражданской войны оказалась в руках северных капиталистов. На Юге быстро возникали филиалы банков Моргана, нефтяные компании Рокфеллера, химические предприятия Дюпонов и т. д. Буржуазия достигла своей цели - нанесла южным плантаторам военное поражение, захватила в свои руки экономическую и политическую власть.

Дальнейшее же углубление революции (конфискация крупных земельных владений и распределение их среди безземельных негров, предоставление неграм таких же политических прав, как и их бывшим хозяевам) не входило в планы промышленников Севера и попросту шло вразрез с их интересами.

Вот почему, когда под нажимом народных масс негры юридически получили политические права и проявили желание немедленно воспользоваться ими (многие негры были избраны членами правительства, вице-губернаторами и т. д.), они встретили бешеное сопротивление бывших плантаторов, поддерживаемых промышленниками. Не успела закончиться Гражданская война, как быстро стали возникать разнообразные террористические организации, открывающие "охоту на негров". Негров преследовали, линчевали за любую попытку участвовать в общественной жизни страны.

Однако юридическое уничтожение рабства негров и разгром южной Конфедерации рабовладельцев сильно изменили общественно-экономический уклад в стране, а следовательно, и сознание людей.

Оценивая эти изменения, Марк Твен писал в романе "Позолоченный век":

"Восемь лет, время от 1860 года, с корнем вырвали в Америке учреждения, существовавшие много веков, изменили политические убеждения народа, преобразовали социальную жизнь половины страны и оказали такое глубокое влияние на национальный характер, что оно не может быть признано исчерпанным в течение по крайней мере трех поколений".

Пафос справедливой революционной борьбы продолжал владеть сердцами простых американских граждан и после того, как отзвучали бои Гражданской войны. Им казалось, что понятия "справедливо", "несправедливо" стали основным мерилом демократической или антидемократической общественной практики. Народ ждал справедливой реализации своих завоеваний, в первые послевоенные годы не понимая еще того, что многое из обещанного осталось на бумаге, что плодами революционных усилий народа воспользовалась буржуазия. Оправдывались слова Герцена, сказанные еще в 1850 году, о том, что США являются "исправленным изданием" того же эксплуататорского строя, который знает Европа^*.

^* (См. А. И. Герцен, Собр. соч. в тридцати томах, изд. АН СССР, т. VI, стр..28.)

Победа промышленного Севера над рабовладельческим Югом обусловила быстрый рост промышленности. К этому времени относятся первые спекуляции Джона Рокфеллера на нефти, чудовищные барыши Хантингтона от Тихоокеанской железной дороги, проект постройки дороги Великие озера - океан, рождение банков Моргана, появление колоссальных состояний. Так, первый железнодорожный "король" Корнелиус Вандербильт за десять лет, с 1865 по 1874 год, "приобрел" состояние в 100 миллионов долларов.

Буржуазия широко пользовалась плодами побед народа. Компании первых трансконтинентальных железнодорожных линий получили от правительства 180 миллионов акров земли, не считая баснословных сумм ассигнований конгресса.

"Это был самый скандальный пример расхищения земли в истории Соединенных Штатов",- пишет Уильям Фостер в книге "Очерк политической истории Америки"^*. Лучшие пахотные земли попали в руки банковских и железнодорожных компаний, которые держали в своих руках хлебные элеваторы, подвижной железнодорожный состав. Фермер стал зависим от железных дорог и торгово-промышленных центров. Он переставал быть хозяином своего хлеба и своего поля. Внедрение сельскохозяйственных машин освобождало большое количество прежде занятых рук. Фермеры бросали земли, продавали их за бесценок и уходили в богатеющие на их глазах города - новую обетованную землю "позолоченного века" - или устремлялись в Неваду и Калифорнию в надежде на быстрое обогащение. Там из десяти тысяч один становился "счастливчиком", остальные погибали или, переживая мучительные разочарования, пополняли собою толпы городского люмпена, прожектеров, неудачников.

^* (У. З. Фостер, Очерк политической истории Америки, М. 1955, стр. 307.)

В послевоенные годы объявился новый род "бизнеса"; на тысячах кораблей в США ввозилась дешевая рабочая сила - китайские кули, которые, попадая в "Новый Свет", превращались в настоящих рабов американских дельцов. Иммиграция ирландцев была не меньшей, чем ввоз китайцев. Ирландцы и китайцы работали на американских "боссов" по шестнадцать часов в сутки, выполняя самую грязную и опасную работу - подрывников, запальщиков, трубочистов, кровельщиков; при этом их ненавидели и презирали "стопроцентные американцы". Шла оголтелая дискриминация "цветного" трудового люда страны - негров, китайцев, мексиканцев и т. д. В их число попадали и белые "неамериканцы" - ирландцы, поляки, итальянцы и другие.

Оттесняя народ, конгрессмены делили, кромсали американские земли, как пирог на собственном обеденном столе. В конгрессе шла великая драка за возможность запустить руку в государственную казну. Нужно было хватать, пока не ухватили другие, и в этой лихорадочной спешке отбрасывались всякие фиговые листки обязательных приличий.

"Правительство из народа, волей народа и для народа" ("of the people, by the people, for the people") - характеристика демократии в США, которая была дана Линкольном на поле битвы при Геттисбурге, - оказалась неосуществленной политической мечтой.

Расцветала бюрократия, удушавшая простого человека и угодничавшая перед денежным мешком. Суд, полиция, печать, церковь, конгресс служили дельцу и его деньгам. Становилась все более очевидной растленность общественных нравов и повсеместная коррупция. Шел ничем не прикрытый грабеж национального имущества страны, в то время как тяжесть огромнейшего национального долга, образовавшегося за время войны, была взвалена на плечи рабочего класса и фермерства.

"История Америки,- пишет Уильям Фостер,- ... это долгая и страшная повесть о разграблении и уничтожении естественных богатств Западного полушария, о порабощении и эксплуатации его народов ради обогащения небольшой кучки паразитических правящих кругов землевладельцев и капиталистов. И в то же время история американских стран - это история непрерывной и неукротимой борьбы трудящихся масс против беспощадной эксплуатации, за человеческие свободы"^*.

^* (У. З. Фостер, Очерк политической истории Америки, тр. 28.)

К тому времени, когда Марк Твен стал писателем, американская прогрессивная литература имела уже сложившиеся благородные боевые традиции. Главной ее чертой, начиная со времен Франклина и Джефферсона, была гражданственность, рождавшаяся из тесной связи этой литературы с реальной жизнью, обусловленная конкретно-историческими условиями развития США.

Основной узел общественных специфически американских противоречий в стране - наличие рабства, борьба за свободные земли и право свободного труда - определяет развитие американской литературы XVIII века и первой половины XIX века. В каждом литературном направлении-в литературе просветителей, романтиков, реалистов, при наличии разных общественных позиций писателей и их творческих индивидуальностей - эти социальные проблемы находят отзвук, а иногда определяют, все творчество.

Веньямин Франклин (1706-1790)-просветитель, государственный деятель и ученый; человек, о котором его соотечественники с гордостью говорили, что он "исторгнул молнию с небес и скипетр у тиранов",- был первоклассным памфлетистом-сатириком, восставшим против рабства негров и преследований индейцев ("О работорговле", 1790, и др.).

Томас Пейн (1737-1809) связывал борьбу против рабства с борьбой против религии и церкви, которая "имеет целью устрашать и порабощать людей и присваивать власть и доходы" ("Век разума", 1794).

Томас Джефферсон (1743-1826) вошел в историю американской публицистики не только как автор всемирно известного текста Декларации независимости, но и как отважный борец за включение в декларацию следующих строк: "Рабовладение - война против самой человеческой природы, война, нарушающая ее наиболее священные права". Плантаторы-работорговцы, спекулянты землей, разбогатевшие контрабандисты и морские пираты, торговцы мехами, грабившие индейцев, отклонили эту статью конституции. Но она осталась выражением благородных стремлений передовых людей США XVIII- XIX веков.

"Краска стыда выступает на лице, когда думаешь о рабстве", - писал поэт Ф. М. Френо (1752-1832).

В творчестве романтика Фенимора Купера (1789- 1851) основное место занимала идея борьбы человека за право свободно жить на свободных землях. Герой романов Купера Нэтти Бемпо безуспешно ищет ускользающую от него свободу, углубляясь в девственные леса страны ("в поселениях все полно противоречий, в лесах же царит во всем согласие"). В близости человека к природе писатель видит средство, исцеляющее от социальных бед. В этой идее заложена мысль о наличии безысходных противоречий в общественной жизни США. Трагедия Бемпо, объективно расчищающего дорогу буржуазной цивилизации, которая калечит его же собственную жизнь, являлась историческим конфликтом между американскими пионерами и хищнической природой капитализма. Фенимор Купер был одним из первых американских писателей, который громко заговорил о том, что господство собственнических принципов

("грабить, грабить, грабить") является смертельной опасностью, что "Великий Денежный Интерес" и эгоизм, проникающий во все слои и поры американского общества, приводит его к духовной и политической деградации ("Моникины", 1835 и др.).

В сложных романтических образах Германа Мельвиля (1819-1891) доминирует ясно выраженное стремление к социальной справедливости. Мельвиль, демонстративно подчеркивавший "непримиримый демократизм" своих взглядов, считал дикарей Маркизских островов гуманнейшими существами по сравнению с "волками цивилизации" (роман "Тайпи", 1846, высоко ценимый Теодором Драйзером). Мельвилю присущ взгляд на буржуазную цивилизацию как на пагубную социальную систему, растлевающую дикие народы (роман "Ому", 1847). Мысль эта, обогащенная результатами более поздних исторических событий и сатирически заостренная, характерна для творчества Марка Твена начиная с его ранних писем о Сандвичевых островах и кончая поздними антиимпериалистическими памфлетами. Подобно большинству своих современников в литературе, Мельвиль был непримиримым противником рабства и высказал это в раннем социально-романтическом трактате "Марди" (1849), в цикле поэм и стихотворений, написанных на темы Гражданской войны ("Картины и виды войны", 1866). Мысль об антагонистичности американского общественного устройства присуща ранним произведениям Ральфа Эмерсона (1803-1882), возглавившего в 30-40-х годах XIX века группу американских романтиков "трансценденталистов". Выступая с позиций буржуазного индивидуализма, Эмерсон и его последователи провозглашали необходимость "стремления к интеллектуальной свободе" и защиты "естественного человека" от собственнического обесчеловечения. "Стяжательство в общественной и частной жизни создает атмосферу, в которой тяжело дышать"; "людей нет, человек - просто машина, добывающая деньги. Он - придаток к имуществу",- говорил Эмерсон в 1837 году в лекции "Американский ученый". Ральф Эмерсон, оказавший огромное влияние на современную ему американскую молодежь, восставал против губительного воздействия делячества на духовное развитие человека, против антиэстетического существования, подчиненного накопительству. Обращаясь к молодежи, он говорил: "Вам проповедуют только ходячие добродетели, учат, как добыть и сохранить собственность, воспитывают в вас капиталистов... А вокруг сияют звезды, стоят леса и горы, живут звери и люди..." Хотя Эмерсон был далек от жизни рабочего класса, но он видел антагонизм между трудом и капиталом, называл его "трещиной в здании общества".

Протест против безграничной власти собственнического принципа, естественно, привел Эмерсона в ряды аболиционистов. 1 января 1863 года, в день опубликования декрета Линкольна об освобождении негров, в Бостоне впервые были прочитаны торжественные стихи, посвященные этому событию, - знаменитый "Бостонский гимн", лучшее, что было создано Эмерсоном-поэтом.

Страстным врагом системы рабовладения, врагом войн и любого вида эксплуатации был член "трансцендентального клуба" в Конкорде Генри Торо (1817- 1862). Его роман "Уолден, или Жизнь в лесу" (1854) - одно из оригинальнейших и обаятельных произведений в американской литературе - был по-настоящему тенденциозным, в самом высоком смысле этого слова. Торо считал позорным "сидеть на шее у другого человека". "Слезьте с него - ведь он тоже хочет жить по-своему",- требовал писатель. Буржуазный общественный строй представлялся ему противоречивым и несправедливым. "Роскошь одного класса обусловливается нищетой другого", - писал Торо, улавливая самое существенное в структуре частнособственнического государства. Торо понимал, что свобода - это отсутствие эксплуатации человека человеком. Тем не менее это не означало, что писатель разбирался во всей сложности капиталистической организации общества; свою критику он вел с позиций защитника натуральных форм хозяйства (в "Уолдене" Торо доказывает, что человек может прожить, потребляя только то, что взрастили и добыли его собственные руки).

Среди "трансценденталистов" Торо оказался самым последовательным и самым страстным поборником аболиционистских идей. В условиях растущей перед Гражданской войной реакции на движение против рабства, когда даже в некоторых Северных штатах был признан "закон о беглых рабах", предписывавший выдачу бежавших невольников их хозяевам, Торо дал гневную отповедь сторонникам этого позорного законодательного акта. "Я потерял родину!" - громко заявлял он. Так же смело и открыто выступал он в защиту вождя восставших негров Джона Брауна.

Принятие конгрессом "закона о беглых рабах" и казнь Джона Брауна породили обширную аболиционистскую литературу протеста. Восстание Брауна воспел в стихах Стедман ("Как старина Браун захватил Гарперс Ферри"), этой же теме посвятил стихи Уиттьер ("Браун из Оссэватоми"); создавалось много народных песен, одна из которых - "Тело Джона Брауна" - в годы Гражданской войны стала самой популярной среди солдат Линкольна.

Джон Гринлиф Уиттьер (1807-1892)-видный поэт-аболиционист - вошел в историю американской литературы как автор памфлетов и стихов, направленных против невольничества ("Голоса свободы" и др.). Пламенный пропагандист (Уиттьер сам печатал и рассылал свои памфлеты), он был однажды побит камнями бандой рабовладельцев и чуть было не подвергся суду Линча.

Гаррисону - основателю аболиционистской газеты "Либерейтор" и "обществ для борьбы с рабством" - Уиттьер посвятил строфу своего знаменитого стихотворения "Палатка на берегу", в котором назвал Гаррисона "защитником тех, кто стонет под тяжестью железной руки". Призывами к освобождению негров полны и другие произведения Уиттьера - "Поэмы против рабства", поэма "Бесчестье" (о предателе Уэбстере, переметнувшемся на сторону рабовладельцев), этим идеям подчинен его политический памфлет "Справедливость и целесообразность" и др. Характерно, что доминирующей поэтической темой Уиттьера наряду с темой свободы является и тема творческого труда ("Песни труда").

Джеймс Рассел Лоуэлл (1819-1892) -видный поэт и сатирик, примыкавший к кругу трансценденталистов, публицист, литературный критик, редактор литературных журналов "Атлантический ежемесячник" и "Североамериканское обозрение"^*, выдающийся оратор и профессор литературы Гарвардского колледжа - приобрел литературную славу главным образом стихотворными сатирами, направленными против рабства. В середине 40-х годов Лоуэлл основал "Знамя протеста против рабства" - издание, в котором он с талантом, силой и беспощадным остроумием выступил в защиту человеческих прав негров. Его стихотворения и сатирические поэмы - "Беглый невольник", "Современный кризис" и в особенности "Записки Бигло" - пользовались большой популярностью в народе. В первой части "Записок Бигло" (1846) сатирические выпады автора адресованы жадным и самоуверенным плантаторам и их захватнической политике периода мексиканской войны; во второй части выражены освободительные и демократические тенденции аболиционистов. Жанр, введенный Лоуэллом, - сатирические и юмористические письма простого человека, чей образ мышления и живой, колоритный язык контрастируют с ученой заумью педантов, - займет прочное место в литературе, получит свое дальнейшее развитие в творчестве Марка Твена.

^* ("Североамериканское обозрение" - один из старейших американских литературных журналов; начал издаваться в 1815 г.)

В американской литературе середины XIX века не было ни одного значительного писателя, который не выразил бы своего отношения к величайшей социальной проблеме - наличию рабства в США, от решения которой зависели судьбы страны. Этому посвящен знаменитый цикл "Песен о рабстве" (1842) Генри Лонгфелло, оказавший большое воздействие на умы американской молодежи того времени. Глубокая прочувствованность стихов Лонгфелло, их гуманизм и страстное негодование, вызванное злодеяниями рабовладельцев, умножили в стране ряды аболиционистов.

Большее значение в истории развития американской прогрессивной литературы середины XIX века имел прославленный роман Бичер-Стоу "Хижина дяди Тома" (1852). С огромной эмоциональностью и художественной выразительностью, со страстной убежденностью в своей правоте, Гарриет Бичер-Стоу (18.11 -1896) доказала, что рабство не может быть дальше терпимо. Она дала потрясающую по реализму и драматическому пафосу картину физических и душевных мук негров, показала могучую силу сопротивления и ненависти рабов к их мучителям. Борьбу против рабства она расценила как всенародную и справедливую, хотя облекла при этом свои мысли и образы в привычную для нее религиозную форму.

Бичер-Стоу проявила удивительную историческую прозорливость, предсказав в последней главе "Хижины дяди Тома" неизбежность революционного взрыва масс, если рабство не будет уничтожено. Она считала, что американская цивилизация глубоко повинна в "неискупленной несправедливости" по отношению к неграм; взывала к разуму, совести и чувству справедливости своих сограждан.

Бичер-Стоу оказала огромное воздействие на сознание и чувства простых людей США, чей героизм и мужество уничтожили рабовладение в стране спустя десятилетие после появления знаменитого романа. В историю общественной мысли США и историю литературы Бичер-Стоу вошла как отважный борец за освобождение негров.

Таким же пламенным стремлением служить высоким гуманистическим идеям, благородным традициям борьбы против рабства, как у Бичер-Стоу, отмечено творчество ее великого современника Уитмена.

Уолт Уитмен (1819-1892) создал свою высоко патетическую, гневную и поэтическую книгу "Листья травы" (1855) в канун больших исторических событий. Стихи, собранные в этом сборнике, рождены в предгрозовой атмосфере начинающейся революционной борьбы. "Рабство и гнет, произвол и насилие повсюду" вызывают в душе Уитмена не только "безмерный стыд" ("Песни о самом себе"), но и ненависть к "шакалам"-работорговцам, презрение к их "свирепой крикливой злобе", готовность пустить в ход "кремневое ружье", которое стоит наготове в углу хижины поэта. С библейской эпичностью воспевает Уитмен раба на невольничьем рынке как "множества жизней источник", "начало многолюднейших штатов и богатейших республик" как "чудо", для создания которого "земля готовилась миллиарды веков" ("Я пою электрическое тело").

Поэзия "гордого, свободного, смелого американского гиганта" (слова Майкла Голда об Уитмене) имела огромное значение в формировании духовного облика американцев. Уитмен широко раздвигает горизонты перед человеком, показывает безграничность его творческих возможностей, славит тружеников всех профессий ("Вы, рабочие и работницы наших штатов, владеете чудесной и мощной жизнью..."), воспитывает в них сознание гордого человеческого достоинства. И в то же время настойчиво и гневно требует от них энергичных революционных дел.

"...Молодые американцы, механики, фермеры! Долго ли вы намерены жить в подчинении у трехсот пятидесяти тысяч рабовладельцев, терпеть их шпионство и террор? Или вы тоже их рабы?" - саркастически спрашивает Уитмен в памфлете "Восемнадцатые выборы президента" (1856). И ставит дилемму: "Либо вы уничтожите рабство, либо рабство уничтожит вас!"

В публицистике и поэзии Уолта Уитмена объединяются и находят выражение лучшие боевые традиции прогрессивной американской литературы: органическая и неразрывная связь с реальной жизнью, защита идей социальной справедливости.

Таким было литературное наследие, которое получил молодой Марк Твен от своих предшественников и старших современников.

Купер, Уитмен, Лонгфелло, Лоуэлл были одними из первых американских художников слова, обратившихся к устному народному творчеству американцев - индейцев, белых, негров.

Середина XIX века оказалась тем временем, когда устное творчество народа, особенно юмористическое, становилось достоянием литературы. Этому процессу в большой мере способствовал Марк Твен.

В. И. Ленин определял фольклор как художественные произведения о "чаяниях и ожиданиях народных", как искусство, "важное для изучения народной психологии", многовековое творчество масс", которое "отображает их миросозерцание в разные эпохи"^*.

^* (В. Д. Бонч - Бруевич, В. И. Ленин об устном народном творчестве, "Советская этнография", 1954, № 4, стр, 118-120.)

Возникновение устных сказаний в среде белого населения Америки связано с трудом трапперов (ловцов пушного зверя), лесорубов, плотовщиков, следопытов.

В поэтическом творчестве белого населения США много черт, свойственных эпическим сказаниям аборигенов американского материка.

Титаническая борьба человека с природой, древние языческие верования породили в индейском поэтическом творчестве героический эпос с присущим ему фантастическим преувеличением. Гигантские метафоры, гигантские образы становятся характерной чертой и устного творчества европейцев на американском континенте.

Первые следопыты, первые американские охотники героизируются народом как титаны, мощь которых превышает силу природы. Дэниел Бун (прообраз куперовского "следопыта", "зверобоя"), охотник-траппер Джим Бриджер, действующий в народных сказаниях еще тогда, когда на материке водились бизоны, совершают невероятные подвиги.

Постепенное развитие страны меняет характер этих сказок. В начале XIX века из героических они превращаются в герои-комические и просто комические. Процесс этот вскоре захватывает весь американский фольклор, главным художественным средством которого становится юмор. Социальной основой, рождающей юмор, является неравномерность развития США, наличие различных социальных укладов в стране, несоответствие между сознанием человека XIX века и девственной природой нетронутых земель, куда попадал пионер.

В начале XIX века города восточных штатов уже превращались в крупные промышленные центры, а Невада и Калифорния таили в своих недрах еще неведомые богатства; чопорная "цивилизация" восточных штатов и пуританизм буржуазной морали создавали "железный кодекс" общественного поведения где-либо в штате Коннектикут, а на линии фронтира все эти "законы" казались смешными и нелепыми^*.

^* (См. А. Старцев, Об американском фольклоре, "Интернациональная литература", 1942, № 8-9.)

Из столкновения понятий разных социальных укладов рождался юмор. Напряженная борьба с природой и победы над ней давали право на задор, на уверенность, рождали желание почувствовать себя гигантом ("О-го-го! Я почесываю голову молнией и убаюкиваю себя громом!"), а привычная недавняя жизнь, проведенная где-либо в сонном провинциальном Солсбери, заставляла с опаской поглядывать на разбушевавшиеся стихии. Иногда "сын молнии и мрака" оказывался трусом. Так наряду с героическими сказаниями рождался "хвастовской жанр".

Черты экспансионизма, имеющиеся в ранних сказаниях (белый неизменно одолевает индейцев, убежден в своем превосходстве над ним), также в середине XIX века претерпевают существенные изменения.

С развитием аболиционистских идей, изменявших в народе отношение к неграм и к индейцам, в устных народных рассказах постепенно исчезают экспансионистские мотивы и все чаще встречаются пародии на них. "Всепобеждающий" белый оказывается трусом под градом стрел индейцев, являет собою жалкую фигуру растерянного человека, пересчитывающего количество дыр на своем платье. Комический образ такого "вояки", характерный для американского народного юмора 50-х годов, перенесен в его неизменном виде в раннюю книгу Марка Твена "Закаленные".

Американские буржуазные литературоведы в 30-40-х годах XIX столетия на первый план выдвигали Запад США, как место становления народной культуры, оказавшее влияние на выработку общенациональной культуры, в том числе и юмора.

"Запад в главных чертах сформировал политическую историю Америки. В основном Запад имел формирующее значение и для истории американской культуры",- утверждал Б. Де Вото в книге "Америка Марка Твена"^*.

^* (В. De Voto, Mark Twain's America, Boston, 1932, p. 132.)

В книге В. Блейера "Родной американский юмор", появившейся спустя пять лет после книги Б. Де Вото, имеется обоснованный материал о влиянии восточных штатов и юмора этих территорий на развитие американской юмористической литературы, в частности на творчество Марка Твена.

Ф. Эмберсон категорически утверждает, что юмор середины XIX века получил развитие в трех местах: на реке Миссисипи, на Калифорнийском побережье и в военных лагерях периода Гражданской войны^*. Этот "областнический" принцип - попытка буржуазных литературоведов прикрепить юмор к определенной территориальной зоне - явно несостоятелен. Юмор жил и развивался всюду и особенно энергично там, где напряжение жизненных сил народа достигало кульминации,- это мог быть и фронтир на Западе и Севере, и фронт Гражданской войны. Уитмен, пользовавшийся гигантскими фольклорными метафорами ("Водопад Ниагара - вуаль у меня на лице! Мои локти - в морских пучинах, я ладонями покрываю всю землю!"), слышал легенды о гигантах и на родном Лонг-Айленде, близ Нью-Йорка, от неграмотной матери, слышал их и от раненых солдат Гражданской войны, за которыми он ухаживал в госпиталях.

^* (F. G. Embersоn, Mark Twain's Vocabulary; a General Survey, Columbia, 1935, p. 10.)

В "хвастовских" диалогах Марка Твена выступают и плотовщики Миссисипи, и горняки Невады, и журналисты Виргинии, и "пилигримы" с американского парохода "Город квакеров", путешествующие по Сирии и Палестине; у него же в излюбленных народом юмористических шутках ("practical jokes") участвуют все - от конгрессменов до сирийского мула, который подавился гигантским враньем американского журналиста, сжевав его рукопись.

Английский критик и журналист Лэнг, посетивший США в 80-х годах прошлого столетия, с изумлением писал о том, что американцы неустанно рассказывают друг другу истории в барах, поездах, на пароходах. Еще больше рассказывалось "веселых и поразительных" "историй" в середине века, когда наличие свободных земель влекло десятки тысяч энергичных молодых американцев на Дальний Запад, Север, на незаселенные берега Миссисипи. Здесь ковались люди отважные, волевые, предприимчивые, уверенные в себе. Они умели покорять бескрайние прерии, оживлять мертвые песчаные степи, проходить сквозь неприступные горные хребты; ценили свою и чужую отвагу. Желтая лихорадка, малярия, холера, пыль, разъедавшая легкие, непроходимые леса и пустыни изматывали их силы. Трудную жизнь скрашивало примитивное искусство - устные легенды, баллады, анекдоты.

От Миссисипи до Огайо пели о "Цыганчонке", о "Заколдованном колодце", о "Проклятой фермерше". В большом ходу среди белых и негров были религиозные гимны негритянских поэтов - "менестрелей". Излюбленными являлись рассказы о приключениях, путешествиях и проделках. Путешествовали на луну, звезды; летали на воздушных шарах через Атлантический океан, предвосхищая то, что произойдет лишь через шестьдесят лет. Фольклорная традиция в этом отношении находилась в согласии с литературной тематикой (книги Е. Локка о путешествии на Луну, рассказы Эдгара По: "Приключение Ганса Пфаля", "Чудесный шар" и др.). Успехи науки и техники рождали желание заглянуть в будущее.

В докладе на 1-м Всесоюзном съезде советских писателей А. М. Горький говорил, что фольклору совершенно чужд пессимизм. Это обобщение оправдывается и при анализе американского устного народного творчества. Обстановка, в которой рождался юмор, была порой трагичной, но само искусство оставалось оптимистичным, пронизанным верой в могущество человеческого разума, обуздывающего природную стихию.

После Гражданской войны усилился приток переселенцев на север и запад страны. Разорившиеся фермеры восточных штатов, солдаты армии Линкольна, переселенцы из Европы, речники с берегов Миссисипи, лишившиеся работы на реке с развитием железных дорог, образовали огромные массы народа, двигавшегося на новые земли. Большинство из них было обуреваемо жаждой внезапного обогащения. Химера эта пропагандировалась газетами, конгрессменами, церковью, потому что это массовое движение приносило огромнейшие прибыли банкам, железнодорожным компаниям, прокладывающим новые линии, спекулянтам и торговцам продовольствием и т. д. Американский историк литературы Паррингтон пишет, что в многочисленных хвастливых рассказах, повторяемых переселенцами, были "бесконечная надежда и героическая выносливость", но что в них имелись "следы насилия, преступлений и трагических неудач"^*.

^* (V. L. Parringtоn, Main Currents in American Thought, N. Y. 1931, v. III, p. 7.)

Юмор был подчас грубым, безудержным; отвратительное, безобразное, трагическое становилось объектом шутки. Болезнь, смерть, убийство - явления, обычные в быту переселенцев,- обычны и в их юморе. Человек болен, у него высокая температура. Он пьет молоко и сырые яйца, и его тошнит готовой драченой (кушанье из яиц и молока). Путешественник пробирается по топкому болоту и видит касторовую шляпу, лежащую в трясине тульей кверху. Кнутом приподнимает ее, на него смотрит смеющаяся голова затянутого в болоте человека. Голова весело кричит: "Здорово, незнакомец!" Путешественник предлагает помощь, но голова отвергает ее, говоря, что под нею "добрая лошадь" ^*.

^* (Из книги С. Bourke, American Humour, N. Y. 1931, p. 38.)

В биографии Марка Твена, написанной Альбертом Пейном, имеется один из фольклорных рассказов, которыми Сэм Клеменс в дни своего лоцманства угощал сотоварищей:

"Ребята, однажды я проявил большую храбрость. Случился пожар. На четвертом этаже старик высовывался из окна и просил о помощи. Все внизу смотрели наверх, но никто не двигался. Не было достаточно длинной лестницы. Никто не имел необходимой для этого дела храбрости, кроме меня. Я рискнул, крикнул, чтобы мне дали веревку. Когда она появилась, я бросил конец старику - он поймал. Я приказал ему опоясаться. Он это сделал, и я... дернул его вниз"^*.

^* (A. Paine, Mark Twain. A Biography. The Personal and Literary Life of Samuel Laghorne Clemens, N. Y. & L. 1912, v. I, p. 149.)

Рассказ этот весьма характерен для американского фольклора середины XIX века: описана типичная "проделка"; рассказ выдержан в псевдогероическом тоне; юмористически обыграно нелепое поведение действующего лица; печальное служит поводом для смеха.

У молодого Марка Твена есть немало таких грубоватых рассказов-анекдотов, особенно в его книге о Неваде и Калифорнии - "Закаленные". Такова же, например, и юмореска "Протест вдовы" (1870), где рассказывается о том, как услужливые друзья прислали набальзамированный труп мужа его жене, приложив счет в семьдесят пять долларов. Вдова потрясена этой цифрой, вопит и проклинает "чертей", заставивших ее платить "за чучело Дана" такую уйму денег, в то время как она и не может тратиться на столь "дорогие редкости".

В народном юмористическом рассказе слушатели ценили "чуточку нелепости" и "добрый смех". Девушка загнала себе в ногу иголку. Иголка, "слегка притупившись", вышла через голову ее внучки. Враль-охотник рассказывает старухе свое последнее приключение во время охоты на уток в Коннектикуте: "Утки, понимаете, так и летали взад и вперед... Схватил я рог с порохом, чтобы затравить ружье, а он выскользнул из рук и нырнул на дно. Вода была удивительно прозрачна, и я видел его в глубине речки. Плавать я совершенно не умею, вот я и говорю дяде Леку: "Вы же очень любезный парень, дайте ваш рог с порохом, затравить ружье". И что вы думаете, этот вонючий скот дал? "Хорошо, говорю, вы прекрасно ныряете; если вы достанете мои, я вам дам на затравку". Я думал, он оставит свой рог с порохом, а он - нет. Сунул его в карман, нырнул и остался там.

Старая леди широко открыла глаза, ожидая необычайного.

- Глянул я вниз, и, как вы думаете, - что этот скот делал?

- Господи,- воскликнула старуха,- и придумать не могу!

- Он сидел на дне и пересыпал порох из моего рога в свой".

Это образец "sky-breaking humour" (юмор, способный проломить небо).

Мокрый порох для охотника - повод для злости, ругательств и возмущения: сорвалась охота. Здесь мокрый порох "обыгран" комически: рассказчик намеренно забывает свойства вещей. Неожиданность отнесена в план этический. К удивлению рассказчика, дядя Лек под водой ведет себя так же "нормально", как и на суше: пересыпает порох в свой рог из чужого.

Американский народ умел ценить острое слово, знал, что насмешка разит лучше любого оружия. Меткое слово было свидетельством ума и поэтому рождало уважение к острослову. Оно было почти единственным источником веселья и развлечения и заменяло собою другие виды искусств, из которых в народе бытовала лишь примитивная музыка. Мастерское владение словом, даже в ругани, вызывало восхищение (достаточно вспомнить лоцмана Биксби из "Жизни на Миссисипи" или старуху колдунью из романа "Принц и нищий", сожженную на костре, со смертью которой погибло "великое искусство" ругани). Шутка, меткая фраза, крылатое словцо не заштамповывались; ценилась острота новизны, словотворчество. Каламбуры были в большом ходу.

Непочтение к смерти, превращенной христианской религией в таинство, давало начало огромному количеству анекдотов на библейские и евангельские темы. Извлекались различные несуразности христианских легенд и проверялись перед лицом здравого смысла. К сожалению, буржуазные историки литературы и фольклористы не приводят антирелигиозных рассказов и анекдотов в фольклорных сборниках. Обычно лишь констатируется, что такая тематика имелась в изобилии.

Функции народного юмора были разнообразными. Прямая, эстетическая - порадовать, развлечь слушателя, развеселить его, создать бодрое, энергичное настроение, дать возможность полюбоваться красотой, силой, умом человека - была тесно связана с социально-этической функцией юмора: воспитать стойкого человека для борьбы с суровой природой.

Народный юмор послужил началом литературного анекдота, литературного юмористического рассказа, наложил свой отпечаток на творчество Марка Твена, Амброза Бирса, О. Генри, Джека Лондона и других.

Современники Марка Твена - демократические писатели, "соприкасавшиеся с жизнью народа и его искусством, - стремились перенести богатство народного юмора в литературу. Но все они - Артимес Уорд, Джо Биллингс, Дан де Квилли, Кейбл и другие -чаще всего воспринимали внешние черты народного юмористического искусства, и редко кто из них поднимался над уровнем посредственности. Поэтому их искусство не переживало самих писателей.

Некоторые из них, усвоив принципы построения народной юморески, механически пользовались ими при создании литературного рассказа. Так, например, Дан де Квилли в начале 60-х годов напечатал в "Энтер-прайз" рассказ об изобретении "солнечной брони". Целью этого изобретения было уменьшить летнюю жару в пустыне. Прибор состоял из одежды, сделанной из индийского каучука, к которой был приделан компрессор. Он пускался в ход, когда было слишком жарко, и останавливался, когда достигалась нормальная температура. Желая проверить свой аппарат, изобретатель решил- пересечь Мертвую Долину, когда жара доходила до 117°. Обратно он не вернулся. Его нашли в четырех-пяти милях от города замерзшим. Компрессор все еще работал, и ледяная сосулька висела под носом у трупа.

Здесь преувеличение доведено до абсурда, хотя сюжет развивается вполне логично: изобретатель, пустив в ход компрессор, защищающий от жары, не смог остановить его и... замерз. Рассказ наделал в свое время много шума, но воспринимался не как художественное произведение, а как инцидент из реальной жизни, попавший в газетную хронику. Действительно, он так и выглядел; Дан де Квилли создал грубое подражание народной юмореске.

Молодой Твен-журналист также вначале механически переносил типичные для народного искусства юмористические приемы в свои газетные рассказы, и нередко при этом терпел неудачи. Но с литературной зрелостью к нему пришло уменье использовать народные юмористические традиции с большим тактом.

Для Марка Твена характерно, что он не взял ничего реакционного и отрицательного из того, что имелось в народном искусстве эпохи капитализма. Наоборот, он заимствовал из народного юмора пародии на экспансионистские мотивы, в изобилии включал в свои произведения сюжеты народных юморесок на антирелигиозные темы, целиком разделил с народом чувство уничтожающего презрения к буржуазным дельцам-политикам.

Твен охотно пользовался традиционными формами американского юмора: комическим преувеличением, материализацией метафоры, обыгрыванием нелепой (алогичной) ситуации, "хвастовским" диалогом, трагическими сюжетами для комических целей и т. д.

Но гораздо большее воздействие оказало на него идейное содержание народного искусства: вера в человека, уверенность в торжестве светлого, гуманного начала в жизни над темным и низменным, уважение к разуму и достоинству человека простого, веселого, свободолюбивого и остроумного.