Путешествуя на "Квакер-Сити", Твен познакомился с Чарльзом Ленгдоном, сыном богатого американского углепромышленника, и заочно - по рассказам и по миниатюрному портрету, который Ленгдон возил с собой, - увлекся его сестрой Оливией. Вернувшись в США, он навестил Ленгдонов в Элмайре, неподалеку от Нью-Йорка, где они постоянно жили, и встреча с Ливи Ленгдон решила его судьбу. Тридцатичетырехлетний Твен влюбился со всей страстью своей бурной натуры. Сватовство было длительным и нелегким. Ленгдоны принадлежали к "респектабельной" американской буржуазии, и Твен со своими непринужденно-грубоватыми манерами, "неистовым" юмором и богохульными остротами, привезенными с Запада, пугал женскую половину буржуазного семейства почти до слез. Внушала сомнение и его профессия, как недостаточно солидная для претендента на руку девушки из богатого дома. Однако отказы не смущали Твена, и он продолжал осаду холодно взиравшего на него особняка в Элмайре, пока не добился победы. Оливия Ленгдон полюбила его, и в 1870 году состоялась свадьба. Женитьба Твена на дочери американского капиталиста имела огромное влияние на весь последующий ход его жизни. Защищенность молодого Твена от капиталистических ядов, которыми была насыщена атмосфера американского буржуазно-демократического общества, бесспорно уменьшилась с момента, когда новые родственные связи приобщили его к кругу американской буржуазии.
Джервис Ленгдон, отец Оливии, оценив кипучую энергию Твена и его преданность молодой жене, решил сделать все от него зависящее, чтобы из зятя-писателя "вышел толк". Как только состоялась помолвка, он дал ему взаймы крупную сумму денег, на которую Твен приобрел пай в газете "Дейли экспресс" в Буффало, а в виде свадебного подарка отец преподнес молодоженам роскошно обставленный дом в Буффало и собственный выезд. Родственники-капиталисты помогли, таким образом, Твену сделать первые шаги в его новой роли состоятельного человека. Предполагалось, что он взял на себя моральное обязательство поддерживать в своем доме тот уровень благосостояния и комфорта, к которому привыкла его слабая здоровьем, избалованная жена.
Не следует представлять себе влияние новой родни Твена на его жизнь и литературную деятельность слишком прямолинейным образом. Так, можно указать, что в самый год женитьбы Твен напечатал в "Буффало экспресс", совладельцем которого он стал, и в нью-йоркском "Гэлекси мэгезин" целый ряд остросатирических статей, очерков и рассказов, в которых получила логическое продолжение и развитие та критика уродств американской жизни и защита социальной справедливости, которую он начал ранее в газетах на Тихоокеанском побережье. В то же время нельзя не отметить поступок Твена, совершенно невозможный до сближения с Ленгдонами. В письме к невесте от 3 сентября 1869 года из Буффало, посреди нежностей и планов, связанных с предстоящей свадьбой, Твен сообщает Оливии (как видно, для передачи ее отцу) о своей борьбе с "антимонополистическими ворами" в Буффало, которые пытаются сбить цены на уголь. Твен пишет, что отказался помещать их объявления в своей газете; он возмущается "наглостью" этих людей и поддерживающих их газет. Угольная монополия в Буффало контролировалась Джервисом Ленгдоном, отцом Оливии, и Твен, как видно, считал своим долгом поддерживать бизнес тестя.
Искренен ли Твен в этом письме к невесте? Правда, ограбление потребителя, которым занимался Джервис Ленгдон, не выходило за пределы "нормальной" коммерческой практики американских бизнесменов. Но ведь Твен вышел из семьи, где считали гроши, из семьи, которую не раз и не два доводили до нищеты хищные лавочники и коммерсанты. Быть может, вступив в ряды имущего класса, Твен был настолько увлечен своим новым положением, что на время забыл о бедняках, покупающих уголь у Джервиса Ленгдона. Однако какие-то грустные впечатления отложились в душе писателя. Читая написанное через двадцать лет "Письмо ангела-хранителя", где объектом сатиры Твена является американский буржуа-шахтовладелец, трудно отделаться от мысли, что Твен разоблачает не только своих родственников, капиталистов, но и собственные иллюзии на их счет.
Роль Оливии Ленгдон в жизни Твена и в его писательской деятельности составляет проблему, постоянно обсуждаемую в твеновской литературе и сильно нервирующую буржуазных биографов Твена. Оливия Ленгдон была воспитана в жестких правилах буржуазно-мещанского вкуса и буржуазно-ханжеской морали своего времени. Став госпожой Клеменс, она с полной уверенностью в своей правоте принялась за перевоспитание мужа. Когда Джозеф Гудмен, невадский друг Твена, навестил Клеменсов в Буффало, он был немало поражен, увидев, что Твен произносит молитву перед трапезой и читает вслух библию в домашнем кругу. С самого начала Твен привлек жену в качестве литературного советчика и редактора. "Поистине грустно взирать на этого остриженного Самсона, которого ведет за руку девочка с дремлющим интеллектом, механически повторяющая внушенные ей с младенчества правила семейного благочестия", - пишет Ван Вик Брукс, комментируя этот период в жизни Марка Твена.
Не следует преувеличивать влияния госпожи Клеменс на творчество Марка Твена, но не следует также скрывать или преуменьшать несомненные факты, что с удивительной настойчивостью делают многие из американских биографов Твена. Бесспорно установлено, что госпожа Клеменс подвергала домашней цензуре произведения своего мужа, требуя удаления или замены отдельных выражений, мотивов, эпизодов, которые она считала почему-либо нежелательными. Под влиянием жены ("Ливи не позволяет... потому, что это погубит меня") Твен не публиковал и хранил в сейфе в течение многих лет рукописи разнообразного содержания, начиная от ранней антирелигиозной сатиры "Путешествие капитана Стормфильда в рай" и кончая антибуржуазными и пессимистическими произведениями поздних лет. Твен редко бунтовал против домашней цензуры, а порою и сам "включался" в нее, давал волю страхам перед буржуазным общественным мнением, разрушительно действовавшим на его сознание художника.
Следует заметить, что советы жены поддерживались и другими лицами из окружения Твена, и "проблема госпожи Клеменс" непосредственно соприкасается с более широкой проблемой взаимоотношений Твена с буржуазной Америкой.