Твен в Гартфорде

Переезд Твена с семьей в 1871 году в Гартфорд, главный город штата Коннектикут, на постоянное местожительство положил начало длительному так называемому гартфордскому периоду его жизни. Строго говоря, гартфордская жизнь Твена должна быть разделена на две части, ибо она началась с еще более глубокого погружения в буржуазный быт, буржуазную идеологию и закончилась во второй половине 1880-х годов идейным кризисом писателя и поисками выхода из буржуазного плена, на который он себя обрек.

Поводом для первого приезда Твена в Гартфорд были деловые отношения с "Америкен паблишинг компэни", гартфордским издательством, выпустившим "Простаков за границей". Однако подлинным мотивом, притянувшим его в этот коннектикутский город, были связи его жены и решение перейти к "респектабельной" буржуазной жизни.

В первый же свой приезд в Гартфорд Твен был представлен кружку именитой интеллигенции, поселившейся целой колонией в комфортабельных особняках в пригородном районе Гартфорда. Район назывался Нук-Фарм; так же назывался и кружок интеллигенции, с которым была связана репутация Гартфорда, как одного из интеллектуальных центров Новой Англии. В этот кружок входили юрист и литератор Чарльз Дэдли Уорнер (ставший соавтором Твена по "Позолоченному веку"), уже немолодая, прославленная Гарриет Бичер-Стоу, сестра Гарриет, известная феминистка Изабелла Бичер, ее муж, ученый юрист Джон Гукер, компаньон Гукера по юридической фирме, а затем генерал северной армии в гражданскую войну и губернатор Коннектикута Джозеф Хоули, историк и филолог Джеймс Трамбул, еще десять-пятнадцать юристов, священников, политических деятелей, тесно связанных между собой родством, личными отношениями, общностью взглядов.

Твен был восхищен атмосферой материального и интеллектуального довольства, господствовавшей в Нук-Фарм. Правда, он понимал, что это довольство богатых людей, к числу которых он пока еще не принадлежит. "Чтобы жить на такую ногу, нужно иметь, конечно, чековую книжку", - пишет он в корреспонденции для "Альта Калифорния", посвященной Гартфорду. Твен даже пытается не без сарказма заглянуть за кулисы этой беспечальной жизни. "...А где же бедняки в Гартфорде? - спрашивает Твен. - Признаться, не могу вам ответить. Они, без сомнения, согнаны за загородку в каком-нибудь неосвещенном уголке этого рая, куда моя нога пока еще не ступала". В Гартфорде, как во всяком американском промышленном городе 1870-х годов, были трущобные районы, где жили рабочие. Когда Твен обосновался в Гартфорде, он, без сомнения, ближе узнал его неосвещенные уголки.

Материальное положение Твена быстро упрочилось и в дальнейшем неуклонно улучшалось. Книги стали приносить ему крупный доход. Он купил участок земли, построил на нем самый роскошный особняк из всех особняков Нук-Фарм, потратив на это сто двадцать тысяч долларов, и зажил примерным семьянином и процветающим писателем, полноправным членом Нук-Фарм, "одним из столпов Новой Англии", как он сам иронически именовал себя в эти годы.

Что представлял собою кружок Нук-Фарм в социальном и идейном отношении? Он объединял отнюдь не худшие элементы американской буржуазной интеллигенции. Почти все эти люди в канун гражданской войны и в годы войны поддерживали радикальное аболиционистское крыло республиканской партии; одни сражались в рядах северной армии (например, близкий друг Твена священник Джозеф Твичел), другие отстаивали дело Севера с пером в руках (Чарльз Дэдли Уорнер, редактировавший в годы войны левореспубликанскую газету в Гартфорде). О роли Бичер-Стоу в идеологической борьбе против рабства не приходится говорить. Однако после разгрома рабовладельческого Юга все эти литераторы, священники, юристы, стоявшие обеими ногами на почве буржуазной экономики и буржуазной политики, решили, что период борьбы за торжество демократии закончился и наступил период пожинания плодов.

Стремительный рост капитализма в США в 1860-1870-х годах коснулся и Гартфорда, который быстро превратился из тихого новоанглийского городка, хранившего черты первых пуританских поселений XVII столетия, в промышленный центр. Оружейные заводы Кольта и Шарпа, выросшие в крупные предприятия в военные годы и обогатившие своих владельцев, машиностроительный завод Пратта и Уитни, ременная фабрика Джуэла, шелкоткацкая Чини составляли основу гартфордской промышленности. На них работали тысячи рабочих, коренных американцев и постоянно прибывавших европейских эмигрантов. Второй крупной отраслью капиталистического бизнеса, обосновавшегося в Гартфорде, были страховые компании, во главе которых стояли процветавшие капиталисты из почтенных гартфордских семейств.

Интеллигенция из Нук-Фарм, как указывает Кеннет Эндрюз, автор обстоятельного историко-культурного исследования о Нук-Фарм^*, не находилась в какой-либо ссоре с представителями гартфордского бизнеса, напротив, была довольно тесно с ним объединена. Юристы, составлявшие видную и влиятельную фракцию в Нук-Фарм, были непосредственно связаны с бизнесменами в качестве их советчиков и адвокатов. О священниках Эндрюз пишет, что они были не менее, чем их состоятельные прихожане, "удовлетворены высоким доходом от своих вложений и общими условиями, которые обеспечивали такой доход".

^* (Kenneth R. Andrews. Nook-Farm. Mark Twain's Hartford Circle. Cambridge, Mass., 1950.)

А что же писатели, "совесть общества"? Тот же Эндрюз, отнюдь не принадлежащий к критикам капитализма в США, приходит к выводу, что писатели Нук-Фарм наряду с другими участниками этой группы интеллигенции "приняли образ жизни, установленный более богатым классом", "пропитались нравами и обычаями богачей".

Писатели не отделяли себя от богатой "верхушки общества", то есть от заводчиков и владельцев страховых компаний. Они не видели для этого никаких социальных или моральных оснований. Писатели из Нук-Фарм относились отрицательно к спекуляторскому разгулу и скандальному хищничеству новоиспеченных американских миллионеров, равно как и к коррупции в законодательных учреждениях и правительственных органах США. Зато они были на стороне "честного" и "демократического" наживания денег, доступного, как они считали (или делали вид, что считали), каждому американскому гражданину. Поскольку капиталист не был уличен в злостном банкротстве или уголовно наказуемом подкупе законодателя, он оставался для них лишь образцом разумной предприимчивости, максимального использования свободы личности в условиях буржуазной демократии. Они утверждали - трудно сказать, с какой степенью чистосердечности, - что нищета в условиях американского буржуазно-демократического строя вызывается главным образом леностью и пьянством в среде рабочего населения. Они готовы были "в разумных пределах" жертвовать на благотворительные цели, но боялись рабочего движения и полностью отрицали идеи социализма.

Они не были вовсе чужды критическому подходу к американской действительности. Они не оспаривали необходимости реформ, однако лишь таких реформ, которые должны были освободить буржуазно-демократический строй от его особенно одиозных черт, от крайностей агрессивной, выходящей за рамки буржуазно-демократической законности и граничащей с прямым разбоем предпринимательской деятельности буржуазии. Они хотели застраховать буржуазное общество от классовых столкновений и социального взрыва, придать ему стабильность. Эти бывшие аболиционисты и радикальные республиканцы стали буржуазными либералами. Вот в чем заключалось основное содержание их политической и моральной эволюции и объяснение их позиции по основным вопросам американской жизни.

А что же Марк Твен? Эндрюз не делает для него исключения и совершает здесь серьезную ошибку. Марк Твен в эти годы был глубоко погружен в буржуазную жизнь - я буду говорить об этом подробнее, - он был Самсоном в плену у филистимлян и Гулливером в плену у лилипутов. Но он не был ни филистимлянином, ни лилипутом.