Рыцари труда

22 марта 1886 года Твен прочитал в гартфордском клубе "Понедельник вечером", о котором уже говорилось выше, свою статью "Рыцари Труда - новая династия". В статье были выражены новые взгляды Твена на социальный вопрос и новая оценка рабочего движения в США. Общий вывод статьи гласил, что борьба рабочего класса с капиталистами ведется в интересах всех трудящихся и что переход политической власти в руки пролетариата поведет к устранению социальной несправедливости и явится шагом вперед в поступательном движении человечества.

Интересна судьба этой статьи. Написанная Твеном в момент ожесточенных классовых боев в США, она не могла появиться в буржуазной печати. С рабочими организациями и с рабочей прессой Твен не был связан. Через два года Твен, как видно по просьбе Гоуэллса, к этому времени, как и Твен, вставшего на защиту рабочего движения, послал ему для ознакомления свою статью. В ответном письме от 5 апреля 1888 года Гоуэллс пишет: "Дорогой Клеменс, я прочитал ваши две статьи (что за вторая статья Твена, остается невыясненным. - А.С), дрожа и почти рыча от восторга. Это, пожалуй, лучшее, что написано по данному вопросу; удивительно, что вам не удается заставить ни одну газету взглянуть фактам в глаза". Получив назад статью от Гоуэллса, Твен, как видно, приобщил ее к своим произведениям,. не предназначавшимся для публикации, и она осталась лежать в его бумагах. В 1912 году Пейн в биографии Твена назвал статью (под заглавием "Новая династия") в приложенном к третьему тому списке произведений Твена и привел из нее в тексте несколько фраз. Снова молчание - почти на полвека. Лишь в 1957 году статья Твена была опубликована полностью в малотиражном научном изданий и стала наконец достоянием истории американской культуры и американской литературы.

Твен начинает свою статью с общего введения, в котором указывает, что всякая власть представляет собой насилие и что на протяжении веков и вплоть до современности она принадлежала меньшинству, которое угнетало и эксплуатировало большую часть человечества. "Кто же угнетатели? - спрашивает он. - Их немного: король, капиталист и горстка других - надсмотрщиков и подручных. Кто угнетенные? Их множество. Это народы мира; лучшие представители человечества, рабочие люди - те, кто своим трудом добывает хлеб для праздных белоручек". Так происходит уже миллионы лет, пишет Твен, потому что король и капиталист имели в руках силу, которая позволяла им навязывать большинству свое господство. Но вот положение изменилось. "Ибо другая, великая сила, превосходящая власть королей, поднялась на этой единственной в мире земле, поистине предназначенной для свободы; и вы, кто имеет глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, уже можете различить вдали сияние ее знамен и поступь ее воинств... Она взойдет с господней помощью на свой трон и поднимет свой скипетр - и голодные насытятся, и нагие оденутся, и надежда блеснет в глазах, не знавших надежды. И фальшивая знать уберется прочь, а законный владелец вступит во владение своим домом".

Дальше Твен раскрывает, кого он именует "великой силой". Он пишет: "Когда все каменщики, и все переплетчики, и все повара, и все парикмахеры, и все слесари, и все рудокопы, и кузнецы, и печатники, и подносчики кирпича, и портовые грузчики, и маляры, и стрелочники, и машинисты, и кондукторы, и все фабричные, и извозчики, и продавщицы, и белошвейки, и телеграфисты - словом, все миллионы трудящихся людей... когда они восстанут, вы вольны будете в утешение себе называть происходящее как угодно, но истина от этого не изменится - это будет восстание Нации. И по некоторым признакам уже можно распознать его приближение".

Каковы же эти признаки? Твен рассказывает, что недавно (это было в январе 1886 года) он присутствовал в Вашингтоне на заседании сенатской комиссии, рассматривавшей вопрос об авторском праве. От лица принявших участие в заседании писателей выступил один из старейших американских литераторов - Джеймс Рассел Лоуэлл. Лоуэлл "был выслушан, как уже шестьдесят лет выслушивают здесь писательские воззвания: с равнодушием, какого и требовал мелкий вопрос, выдвинутый небольшой и невлиятельной группой населения, и сел на место". Далее произошел эпизод, произведший глубокое впечатление на Твена. "После него выступил мастер из типографии, - пишет он, - в скромном сером костюме и сказал: "Я присутствую здесь не как рабочий-печатник и не как каменщик или плотник и вообще не представляю какой-нибудь одной профессии. Я выступаю от имени рабочих всех профессий, всех отраслей промышленности, всех моих собратий, которые каждодневно зарабатывают собственными руками хлеб насущный на огромном пространстве от Атлантического океана до Тихого, от Мэна до Мексиканского залива, чтобы прокормить себя, своих жен и детей. Мой голос - это голос пяти миллионов человек..."

"Писатели, мало надеясь на успех, лишь робко намекнули, каких шагов они ждут от конгресса, - пишет далее Твен. - Печатник, говоривший пятью миллионами голосов, без малейшей наглости или развязности, но спокойно, с ясным сознанием стоящей за ним огромной силы, указывал конгрессу - не что он должен делать, а чего он делать не должен".

"Это был, пожалуй, первый случай в истории, когда заговорила Нация, - продолжает потрясенный Твен, - заговорила не через посредство других, а сама, своим собственным голосом. И по милости судьбы мне довелось это видеть и слышать. Я почувствовал, как перед лицом этого зрелища поблекла вся мишура и все спектакли исторического прошлого... Ничего подобного не ведала ни одна страна, ни одна эпоха".

Для того чтобы так воспринять выступление делегата организованных рабочих в сенатской комиссии, нужно было, разумеется, быть в курсе событий классовой борьбы в стране и не принадлежать в этой борьбе к лагерю господствующих классов. Не приходится сомневаться, что у консервативного Лоуэлла выступление рабочего-печатника, критиковавшего предлагаемый им проект, могло вызвать лишь раздражение.

Что касается Твена, то, хотя он приехал в Вашингтон, чтобы совместно с другими писателями защищать законопроект, внесенный в конгресс его близким знакомым по Гартфорду, сенатором Джозефом Хоули, после выступления рабочего оратора, усмотревшего в законопроекте ущемление интересов американских рабочих-печатников, Твен отказался от поддержки законопроекта.

Выступавший рабочий, по имени Джеймс Уэлш, был председателем одного из профессиональных союзов филадельфийских печатников, принадлежавшего к могущественному Благородному Ордену Рыцарей Труда. Рыцари Труда вышли из подполья в конце 1870-х годов и выросли к середине 1880-х годов в крупнейшую рабочую организацию в США. В 1886 году организация насчитывала, по данным историков рабочего движения, от 700 тысяч до миллиона членов.

Твен, без сомнения, был осведомлен об основных достижениях Рыцарей Труда, о которых в эти годы гремела вся американская печать. При своих характерно американских недостатках, которые в дальнейшем способствовали его падению, Орден Рыцарей Труда был в пору расцвета подлинно массовой организацией. В него входили квалифицированные и неквалифицированные рабочие; коренные американцы и только что прибывшие в США европейские иммигранты; женщины наравне с мужчинами; рабочие всех национальностей; негры наравне с белыми. Орден выдвинул лозунг рабочей солидарности: "Удар по одному - ущерб для всех", который пробудил огромный энтузиазм среди американских рабочих. Орден бойкотировал предпринимателей, ведших антирабочую политику, и газеты, проводившие антирабочую агитацию, и во многих случаях одерживал победы. Из многочисленных .стачек, которые Рыцари Труда осуществили в различных отраслях промышленности на всей территории Соединенных Штатов, особенно известной стала победоносная стачка 1885 года на Уобашской, Миссурийско-Тихоокеанской и Миссурийско-Техасской железнодорожных линиях, принадлежавших одному из наиболее могущественных финансовых магнатов США и заклятому врагу рабочего движения Джек" Гульду. Гульд, которого Маркс назвал "чудовищным спрутом финансового мира"^*, как бы воплощал в своей личности наиболее грязные и отвратительные стороны американского капитализма. Твен не мог упоминать имени Гульда без крайней ненависти и даже считал его персонально ответственным за моральное разложение страны. То, что Рыцари Труда продиктовали свою волю Гульду, было для Твена великим знамением времени и не могло не вызвать у него глубокого удовлетворения.

^* (К. Маркс и Ф. Энгельс. Письма. М., 1928, стр. 287. (Письмо Н. Ф. Даниельсону от 19 февраля 1881 года.))

Как можно заключить из содержания статьи Твена, он после поразившего его выступления рабочего делегата в сенатской комиссии внимательно ознакомился с программным документом Ордена Рыцарей Труда, так называемым "Манифестом Жалоб и Требований". Этот манифест составлял общую часть или преамбулу "конституции" (устава) Рыцарей Труда, принятой ими в 1878 году. Он начинается со следующего заявления: "Недавние, пробуждающие тревогу, рост и агрессия объединенного капитала, если их не обуздать, неизбежно приведут к обнищанию и конечному вырождению трудящихся масс. Это заставляет нас, если мы желаем пользоваться дарами жизни, решительно требовать, чтобы мощь капитала и накопление богатств были ограничены и была принята система, которая обеспечит труженику плоды его труда". Далее следуют 15 программных пунктов, в которых сформулированы требования - восьмичасового рабочего дня, равной оплаты женского и мужского труда, запрещения найма на заводы, фабрики и рудники детей до четырнадцатилетнего возраста, введения законодательства об охране труда и другие. Картина капиталистического произвола и ничем не ограниченной эксплуатации трудящихся в американской промышленности, которая вырисовывается из этих требований, чудовищна. Твен негодующе пишет: "Едва вы вникнете хотя бы в два-три пункта этого перечня, как у вас вырывается изумленное восклицание: "Возможно ли, что эти люди лишены столь необходимых и элементарных условий существования и должны за них бороться?.." Далее Твен обращается к американским господствующим классам, как человек, сам по своему жизненному положению к ним принадлежащий. "Прочитайте этот манифест, прочитайте без предубеждения и задумайтесь над ним, - пишет он. - Некоторым из нас здесь предъявлено обвинение в измене законному владыке мира, обвинительный акт составлен компетентными лицами, и близок час, когда мы предстанем перед судом республики. И мы услышим в обвинении такие пункты, которые не в силах будем оспорить". Далее он обращается к трудящимся со знаменательным призывом показать эксплуататорам свою силу: "Много раз мне случалось видеть, как бьют лошадь, и я глубоко сожалел, что не знаю лошадиного языка и не могу шепнуть: "Дурачина, ты же сильнее! Ударь его копытами!" Миллионы трудящихся во все века были теми же лошадьми, были ими. Чтобы стать хозяевами положения, им нужен был искусный вождь, который собрал бы воедино их силу и научил их, как ею пользоваться. Теперь они обрели этого вождя..."

Из статьи следует, что Твен рисует себе приход рабочего класса к власти как результат избирательной победы. Он подсчитывает, что трудящиеся в США составляют три четверти населения и что, когда рабочие-избиратели от имени 45 миллионов объявят свою волю "остальным 12 или 15 миллионам", тогда "существующая система совершенно недвусмысленно и законно будет объявлена устарелой, негодной, она просто перестанет существовать, и ни один человек из названных 15 миллионов не будет вправе выдвинуть какие-либо возражения".

Дальнейший ход мысли Твена показывает, что он считал укрепление рабочего класса у власти не столь простой задачей. Высказываемые им соображения позволяют думать, что он рассматривал начальный период нахождения пролетариата у государственного кормила как диктатуру трудящихся. Это особенно важно подчеркнуть, учитывая "священный ужас", который американская буржуазия испытывала со времени Парижской коммуны при малейшей мысли о рабочем классе, декретирующем свои законы в государственном порядке. Твен выражает свою мысль с максимальной прямотой. "Как он (рабочий класс. - А.С.) использует свою власть? - спрашивает он. - Сначала для угнетения. Ибо он не более добродетелен, чем те, кто властвовал до него, и не хочет вводить никого в заблуждение... Какое-то время, пока не соберется в его цитадели весь гарнизон и не укрепится его престол, он будет требователен, порою жесток - по необходимости".

Твен выдвигает важнейший исторический и моральный аргумент в защиту диктатуры трудящихся; он характеризует ее как насилие, направленное против небольшой кучки эксплуататоров, в интересах огромной части общества. "Разница... в том, - пишет Твен, - что он (рабочий класс. - А.С.) будет угнетать меньшинство, а те угнетали большинство; он будет угнетать тысячи, а те угнетали миллионы". Твен выражает надежду, что рабочий класс, обезвредив своих врагов и установив справедливый социальный порядок - "справедливый рабочий день, справедливая заработная плата", - не злоупотребит своей властью и не проявит излишней жестокости. "Наберемся на это время терпения", - пишет он.

Далее Твен обосновывает право трудящихся на интеллектуальное руководство обществом, указывая, что господствующие классы прошлого были невежественны, рабочий же класс приходит к власти во всеоружии новейшего знания. "Сумма его познаний, - пишет Твен, - собранных из тысячи недавно родившихся новейших профессий со всеми их подразделениями, требующих напряженной точной работы, физической и умственной, от миллионов людей, - эта сумма познаний так огромна, что по сравнению с ней сумма всех человеческих познаний в любую предшествующую эпоху... все равно что пруд по сравнению с океаном или холмик по сравнению с Альпами... Без знаний рабочий человек оставался бы тем, чем был прежде, - рабом. Получив знания, он стал властелином".

Твен выражает уверенность в неизбежности социального переворота и говорит о близкой победе рабочего класса с надеждой и глубоким волнением.

"Ждать осталось недолго, уже близится срок. Воинство его строится, готовое выступить в поход. Трубы играют сбор. Каждую неделю десять тысяч новых бойцов вступают в ряды, и их шаг вливается в громовый ритм марширующих батальонов...

Долог и тяжел был его путь. Созвездия в небе, видевшие его рождение, далеко уплыли от своих причалов. Но наконец он пришел. Пришел и останется здесь. Он величайшее явление величайшей эпохи из всех, которые переживало человечество. Не пытайтесь над ним издеваться - это время прошло. Перед ним стоит самая благородная задача, какая только выпадала на долю человека, и он выполнит ее. Да, он пришел. И теперь не задашь вопрос, который задавали тысячелетиями: как же нам поступить с ним? Впервые в истории человечества нас никто не приглашает в руководители. На этот раз перед нами не брешь в плотине, перед нами разлившийся поток!"

Ф. Фонер, первым широко использовавший в своей книге "Марк Твен - социальный критик" эту статью Твена и давший к ней ценный исторический комментарий, с полным основанием называет ее "самой талантливой защитой рабочего движения в США в 80-е годы XIX века и одной из самых блистательных во всей американской истории". Следует добавить, что в "Рыцарях Труда" Марк Твен, самый выдающийся писатель, какого дала миру американская буржуазная демократия, писатель, с молодых лет впитавший иллюзорные представления об американской буржуазной демократии, как якобы совершенном социальном порядке, объявляет ее эксплуататорским строем наряду с предшествовавшими ей эксплуататорскими порядками исторического прошлого, предрекает ее гибель от руки американского пролетариата и высказывается за новый справедливый социальный порядок - за победу рабочего класса.

Факт этот настолько важен и знаменателен, что день, в который Твен произнес свою речь "Рыцари Труда - новая династия", должен был бы особо отмечаться в летописях американской жизни и культуры.

Для самого Твена это был поворотный пункт в его отношении к американской жизни и к буржуазной цивилизации в целом.

Твен, как известно, не стал социалистом и не приблизился к научному пониманию законов общественного развития, которое могло бы дать твердость его критике буржуазного строя и его поддержке дела рабочего класса. Спад рабочего движения в США в конце 1880-х годов означал для него крах его надежды на приход пролетариата к власти и переустройство общества на началах справедливости. Но возвращение к идеализированным представлениям о буржуазной демократии уже было для Твена невозможно.

Нестойкость позиции Твена в рабочем вопросе была не только его личной политической слабостью; в значительной мере она была предопределена общей политической слабостью рабочего движения в США.

Выше уже говорилось о наличии специально американских предрассудков и иллюзий в американских рабочих организациях, о пренебрежительном отношении деятелей американского рабочего движения к социалистической теории и к опыту рабочего движения в Европе.

Фонер, анализируя статью Твена, справедливо отмечает, что утверждение Твена, что успехи рабочего движения и выход пролетариата на авансцену истории есть специфическое порождение американской жизни, ни на чем не основано и показывает его незнакомство с движением рабочего класса в Европе. Еще более существен для понимания теоретической слабости Твена в рабочем вопросе не приведенный Фонером выпад Твена в "Рыцарях Труда" против неких "Социалистов, Коммунистов, Анархистов", которых Твен характеризует как "корыстных агитаторов" и противопоставляет рабочему классу в целом. Как явствует из всего содержания статьи, это не есть выпад против рабочего движения, подобный тем, что Твен позволял себе в 1870-х годах; Твен порвал с буржуазно-охранительской идеологией и осудил господство буржуазии. Однако, восприняв некоторые важные идеи американского рабочего движения, Твен воспринял и его предрассудки, включая роковой предрассудок американского тред-юнионизма - отрицательное отношение к самостоятельной политической идеологии пролетариата. Американские тред-юнионы, в частности Рыцари Труда, которых Твен рассматривает в своей статье как образцовую, чуть ли не идеальную организацию рабочего класса, десятилетиями изгоняли из своих рядов сознательных рабочих-социалистов, третируя их как "подрывные элементы" и тем самым осуждая американское рабочее движение на безыдейность и политическую малограмотность.

Приведенные слова Твена ни в какой мере не снимают значения того верного и важного, что он говорит в своей статье. Однако достойно глубокого сожаления, что этот буржуазный предрассудок в американском рабочем движении, отражающий общую отравленность американского общества буржуазной идеологией, помешал великому американскому писателю в пору его наибольшей близости к борьбе пролетариата воспринять идею научного социализма.