Стол, одежда, но ни гроша деньгами

После смерти Джона Маршалла Клеменса семья вынуждена была жить на то малое, что удавалось получить Памеле за уроки музыки. Кое-что присылал Орион, работавший наборщиком в Сент-Луисе.

Твен рассказывает: "...После смерти отца меня сразу взяли из школы и отдали в обучение к мистеру Аменту, редактору и владельцу ганнибальской газеты "Курьер"..."

Есть данные, что мальчик ходил в школу лет до четырнадцати, правда, нерегулярно, совмещая учебу с работой.

Сэм Клеменс успел познакомиться со многими школами Ганнибала. Все это были частные заведения, где под руководством одного или двух учителей дети получали самые элементарные познания.

В восьмилетнем возрасте Сэм учился в школе, которую содержал некий ирландец, по фамилии Кросс, что значит "злой". Ученик Клеменс сочинил двустишие:

 Кросс по фамилии и злой по натуре, 
 Ирландец Кросс - прыг из своей шкуры.

Приятель Сэма Джон Бриггз решился написать это двустишие на доске, за что был жестоко наказан. Автора стихов не обнаружили.

В школе Кросса царила бессмысленная зубрежка. Сохранились наброски рассказа Твена, где описана именно такая школа. Герои рассказа: шалун Том Сойер, его прилежный брат Сид и Бекки Тэтчер.

Лучше всего запомнилась Твену школа Досона, который требовал, чтобы дети подражали поведению его собственного сына. Но этот примерный мальчик отнюдь не пользовался симпатией учеников. В неопубликованном произведении Марка Твена есть комическая картинка школьной жизни. Ученики "шепчутся, дерутся, колотят друг друга, ловят мух, хихикают". Когда приходит учитель, все замолкают. Но вот он командует: "Беритесь за уроки",- а сам отправляется в свою комнатушку. Снова "мальчики и девочки дерутся, щиплют друг друга, колют булавками - один мальчик сел прямо на булавку, вскрикнул "ох!", дал в ухо своему соседу. Перебрасываются комочками жеваной бумаги, стреляют из духовых ружей и т. д. Ловят мух. Некоторые из учеников получше вполголоса учат уроки".

В школе Досона, как и у Кросса, ученики должны были механически затверживать правила грамматики и вообще иметь дело с учебным материалом, смысл которого им был не доступен. Не удивительно, что дети предпочитали во время уроков обмениваться ножиками, птичьими яйцами, рыболовными крючками. Однажды Досон застал Сэма Клеменса и его приятеля Вилла Боуэна за увлекательным занятием: разделив чертой грифельную доску, они пытались булавками перегнать вошь на половину соперника. Досон не оценил прелестей этой игры и выпорол обоих ее участников.

Скучная зубрежка, бесконечное унылое морализирование учителей и их готовность пользоваться розгой по любому поводу - все это не вызывало любви к школе. И все же Сэм Клеменс научился хотя бы грамотно писать. Он даже стал школьным чемпионом по диктанту.

Джозеф Амент, издававший газету "Миссурийский курьер", куда отдали в ученики маленького Сэма Клеменса, был ловкий делец и рьяный сторонник демократической партии, а эта партия уже успела превратиться в главную защитницу рабовладельческого уклада.

В своей "Автобиографии" Твен чаще всего рассказывает о годах детства с ласковой улыбкой, со светлым юмором. Но когда речь заходит об Аменте, юмор то и дело пропадает. Типографский ученик Клеменс работал у Амента на обычных условиях - за "стол, одежду, но ни гроша деньгами". Одежду Амент давал старую, со своего плеча, совершенно неподходящую по размеру, кормили же учеников "очень однообразно, а главное - скудно".

С недобрым чувством вспоминал Твен и родственницу Амента, весьма скупую женщину. Враждебность к типографу и его родственнице откровенно звучит в ехидных заметках Сэмюела Клеменса, помещенных им в ганнибальских газетах вскоре после ухода из "Курьера". Она чувствуется и в рассказах, написанных им гораздо позднее и оставшихся неопубликованными.

Один из хранителей твеновских рукописей сообщил, что в этих рассказах возникает образ мрачной последовательницы учения Кальвина, худой женщины "с длинным и острым носом и тонкими, бесцветными губами". Там же Твен изображает даму, "вкусившую уксусу", обладавшую "злым языком" и характером "дьявола". Возможно, злая родственница Амента послужила прототипом обеих героинь.

Амент не позаботился даже о кровати для своего ученика - Сэму приходилось спать на полу в типографии. Голод заставлял мальчика таскать овощи из погреба, несмотря на бдительность Аментов.

Ребенок тосковал по матери, по родному дому, мечтал поесть досыта. Племянница Твена не столь давно рассказала одному из биографов писателя - со слов своей матери Памелы, - что "дядя Сэм чувствовал себя очень одиноким в типографии, куда его отдали". Однажды, вернувшись домой поздно ночью, Клеменсы обнаружили, что он удрал от Амента. Мальчик спал на полу. Видимо, сказалась привычка, приобретенная в доме типографа.

Мир взрослых людей, в который всматривался своими серо-голубыми глазами мальчик Сэм, выглядел не очень-то радостно.

И все-таки природная жизнерадостность и энергия, бившая через край, не позволяли Сэму Клеменсу впадать в уныние. Он сохранял бодрый взгляд на мир, веселился как только мог и с восторгом глядел на беззаботных, всегда готовых к шутке людей - таких, как его друг - юный типографский рабочий.

Закончив свой урок в типографии, Сэм спешил купаться или погулять с приятельницами. Он любил танцевать. В Ганнибале часто устраивали танцы. Танцевали в школах, в пустых сараях, на свежем воздухе - был бы только скрипач.

Нет сомнений, в жизни юных ганнибальцев были свои радости.

В начале 50-х годов Орион Клеменс по совету матери решил сделаться издателем газеты.

К этому времени в Ганнибале, население которого едва достигало трех тысяч человек, уже было несколько газеток, главным образом еженедельных. Это были, как правило, небольшие листки, плохо напечатанные на скверной бумаге (местами типографская краска почти не была видна, кое-где она ложилась так густо, что текст становился неразборчивым). Зачастую всю работу по выпуску газеты делал один человек.

Денег, нужных для издания даже такой маленькой газеты, у Ориона не было, но редактор одного из еженедельных листков, выходивших в Ганнибале, так страстно хотел поскорее отправиться за золотом в Калифорнию, что готов был продать свою типографию по дешевке.

Вначале предполагалось, что Сэм не станет работать у брата; мальчик нетерпеливо ждал окончания срока своего ученичества, чтобы заставить скупого Амента раскошелиться на жалованье. Спустя несколько месяцев, однако, Сэм (подобно младшему брату Генри) оказался рабочим в типографии Ориона. Несмотря на все обещания главы этого семейного предприятия, жалованья он не получал.

Основные черты своеобразного характера Ориона Клеменса к этому времени уже выявились с достаточной определенностью. Это был человек необычайной душевной чистоты, искренности, благородства, честности и вместе с тем человек неорганизованный, рассеянный, легко поддававшийся влияниям. Орион Клеменс был чудаком. Казалось, он заимствовал некоторые особенности своего душевного склада у тех чудаков, которых в таком изобилии рисовала английская литература. Было в нем что-то и от Адамса, одного из героев "Джозефа Эндрюза" Филдинга, и от гольдсмитовского Примроза и от добрых чудаков Диккенса. В мире, где шла жестокая борьба за существование, старший брат Твена чувствовал себя неуютно. В американских условиях бескорыстные люди с открытой душой не могли рассчитывать на "счастливый конец". Орион Клеменс был прирожденным неудачником.

Марк Твен любил своего брата, с глубоким вниманием приглядывался к нему и позднее дал совет Ориону последовать примеру Руссо и написать откровеннейшую историю своей жизни, своих мечтаний и неудач. Вместе с тем он, особенно в молодости, воспринимал донкихотские чудачества Ориона с раздражением, порою даже издевался над ним. Биографы Твена, как правило, пишут об Орионе с насмешкой. Между тем он был единственным человеком в семье Клеменсов, который еще до Гражданской войны сознательно, хотя и не всегда последовательно выступал против рабства. Он всю жизнь мечтал - пусть с наивностью малообразованного провинциала - об исправлении нравов в Америке, энергично ратовал против католической церкви, не раз следовал "еретическим" учениям в протестантизме, поддерживал демократические начинания самого различного характера.

В своей газете Орион публиковал анекдоты и отрывки из романов - то дешевых, сентиментальных романов, то диккенсовских, - печатал сообщения из местной жизни, политические известия. Как и другие редакторы, он развлекал читателей и снабжал их кое-какой информацией. Но такой человек, как Орион Клеменс, не мог удовлетвориться этим - он считал своим долгом бороться за прогресс. В его газете ощущалась симпатия к фермерам и ремесленникам, искренняя приверженность принципам буржуазной демократии.

Дела Ориона Клеменса шли не блестяще: уж очень небогаты были подписчики. Они предпочитали рассчитываться с редактором не деньгами, а дровами или капустой. Не всегда Ориону удавалось вовремя оплачивать проценты богатому фермеру, у которого он взял денег взаймы для приобретения типографии. Редактор много раз менял название газеты, то повышал, то понижал подписную плату. Решил было выпускать свой листок раза три в неделю, но вскоре же увидел, что это ему не под силу. Рассылал письма к известным писателям с просьбой сотрудничать. Ничего не помогало! На жалкие доходы, которые приносила газета, семья Клеменсов существовать не могла.

И все же юный наборщик Сэм деловито выполнял свои обязанности в типографии брата, гордясь своей грамотностью, умением набирать текст почти без ошибок.

Пожалуй, Твен начал печататься еще в бытность учеником Амента. Особых талантов для этого не требовалось. Редакторы газет постоянно испытывали нехватку материала. Они охотно пользовались ножницами - перепечатывали понравившиеся сообщения или рассказы из других газет. Стоило кому-либо из соседей преподнести в дар редактору кусок свадебного пирога или горстку клубники, и известие об этом появлялось на страницах газеты. Орион Клеменс печатал даже классные сочинения ганнибальских школьниц. Если грозила опасность, что в номере все же останется незаполненное место, то появлялись на свет божий старые, давно использованные объявления, и редактор затыкал ими пустоты в полосе.

Что удивительного в том, что Амент готов был предоставить место в "Миссурийском курьере" и своему ученику. Юнный Клеменс, вероятно, опубликовал там кое-какие заметки на местные темы. Ни на какой гонорар он, конечно, рассчитывать не мог.

В газете Ориона Сэм печатался, видимо, еще чаще, чем у Амента. Есть основания думать, что именно он был автором опубликованного в 1851 году сообщения о пожаре, который произошел по соседству с типографией "Уэстерн юньюн" (так в то время назывался листок Ориона Клеменса). В заметке было сказано, когда и где произошел пожар, а затем автор в насмешливых тонах описал поведение одного из типографских учеников. Узнав о пожаре, он, видите ли, решил сделать "благородное дело": схватил метлу и грязное полотенце и убежал с ними, чтобы спасти их от огня. "Он вернулся через час, почти бездыханный... думая, что обессмертил себя...", а за это время пожар уже успели потушить.

Получилась маленькая юмореска.

Сэмюел Клеменс писал и настоящие репортерские отчеты. Он грешил также по части сентиментальных стишков. Любопытно, впрочем, что самые ранние из сохранившихся произведений писателя, напечатанных в газетах или журналах, носили юмористический характер. Такова была заметка о пожаре. Таков был и рассказ "Франт пугает скваттера". Он появился год спустя в журнале "Саквояж", выходившем в далеком Бостоне. Рассказ этот подписан инициалами С. Л. К., действие его происходит в Ганнибале, и принадлежность рассказа Сэмюелу Клеменсу не вызывает сомнений.

На всех фотографиях тех лет Сэм выглядит серьезным. Но юмор бил из него ключом. Он не мог жить без шутки, всегда готов был смеяться и радовался, если удавалось вызвать улыбку у других. Его сердило отсутствие чувства юмора у Ориона. Мать была тем более близка Сэму, что она-то знала толк в шутке.

В те годы юноша инстинктивно стремился поменьше останавливаться мыслью на суровой правде жизни, воплощенной в трагической судьбе его собственного отца. Это, разумеется, не значит, что он закрывал глаза на происходившее вокруг него, что он не видел, как трудно, мучительно трудно, живется и неграм и большинству белых людей в родном Ганнибале. Автобиографические заметки Твена - а их несколько томов - говорят о том, что и светлые и мрачные впечатления детских и юношеских лет оставили глубочайший след в его сознании. Сердце, жаждавшее смеха, было особенно чувствительно к боли, страданиям, злу. И, может быть, как раз потому, что жизнь рано раскрыла перед ним свои темные стороны, будущий писатель с таким вызовом утверждал тогда свою веру в счастливое будущее, так тянулся к смеху.