Глава XLIV. Виды города

Старый французский квартал Нового Орлеана -прежний испанский - совершенно непохож на американскую часть города, которая расположена за кирпичными зданиями торгового центра. Здесь дома стоят тесно, отличаются суровой простотой и важностью; они все выстроены по одному образцу, только местами заметно приятное разнообразие. Снаружи все они оштукатурены, и почти на каждом этаже есть длинные веранды с железными перилами. Главная красота этих домов в многоцветной окраске темного мягкого тона, который время и непогода придали штукатурке. Он гармонирует со всем окружающим и так же естествен здесь, как пурпур на закатных облаках. Эту красоту подделать невозможно, и ее не встретишь больше нигде в Америке.

Железные решетки - также местная особенность. Их узор часто необыкновенно легок и изящен, воздушен и грациозен; посредине большая монограмма или вензель - тонкая паутина сложных, запутанных очертаний, сплетенная из стали. Эти старинные решетки ручной работы теперь сравнительно редки и соответственно дороги. Они превратились в антикварную вещь.

Наша компания пользовалась счастливой возможностью бродить по этому старинному кварталу с талантливейшим писателем Юга, автором "The Grandissimes". В его лице Юг нашел искусного изобразителя своей истории и внутренней жизни. В самом деле, я определенно знаю, что неопытный глаз и рассеянный ум могут по книгам этого писателя увидеть Юг, понять его, судить о нем яснее и основательнее, чем при личном общении с Югом.

Когда мистер Кэбл¹ рядом с вами, смотрит за вас, и описывает, и объясняет, и освещает вам все, то бродить по этому старому кварталу - истинная радость, и у вас появляется живое ощущение невидимых или не ясно видимых вещей - ощущение живое и вместо с тем смутное, расплывчатое; вы сами схватываете лишь резкие черты, но не улавливаете тонких оттенков или улавливаете их неясно, силой воображения; так не знающий Альпийских гор близорукий чужеземец стоит перед широкой и смутной панорамой Альп рядом с вдохновенным, всезнающим и дальнозорким местным уроженцем.

¹ (Кэбл Джордж-Вашингтон (1844 - 1925) - американский романист, изображавший в своих произведениях жизнь негров и креолов на Юге США. Его перу принадлежат: "Старые креольские времена" (1879), "Необычайно правдивые истории из жизни Луизианы" (1889) и др)

Мы побывали в старинном отеле "Сент-Луис", в котором теперь помещается городское управление. В нем ничего особо примечательного нет, но о нем, как и о нью-йоркской Музыкальной академии, можно сказать, что если когда-либо метла или лопата и поработали здесь, то, во всяком случае, этому нет никаких очевидных доказательств. Удивительно, что капуста, трава и тому подобное не растут в Музыкальной академии! Без сомнения, это объясняется тем, что скамьи заслоняют свет и что окучивать всходы можно только в боковых проходах. Уже тот факт, что капельдинеры выращивают букетики для бутоньерок в самом здании, показывает, чего можно было бы достичь, если бы во главе учреждения стоял человек, сведущий в земледелии.

Мы посетили также старинный собор и красивый сквер перед ним; в первом царил священный полумрак, второй был залит ярким, чисто земным светом и прелестен благодаря апельсиновым деревьям и цветущим кустам. Затем под жаркими лучами солнца мы проехали среди чащи домов и очутились на широкой равнине - и увидели виллы, и водяные насосы для осушки города, и большой выгон, где разгуливали дети и коровы; затем проехали мимо старого кладбища, где, как нам сказали, лежит прах некоего бывшего пирата; но мы приняли это на веру и не посетили его. У этого пирата страшная, кровавая биография, но, пока он жил в уединении и хранил незапятнанными славу своего имени и величие своих прежних подвигов, все от мала до велика уважали и почитали его; когда же он в конце концов опустился до политики и стал презренным олдерменом, общество извергло его и отвернулось от него со слезами. Когда он умер, над ним поставили памятник и мало-помалу его опять стали почитать, - но почитать как пирата, а не как олдермена. Теперь все честные, великодушные люди помнят только, чем он был, и милосердно забывают, чем он стал.

Оттуда мы ехали несколько миль через болота, по высокой насыпной дороге, с каналом по одну сторону и с густым лесом - по другую; там и сям вдалеке виднелась верхушка растрепанного, с торчащими ветками, обросшего мхом кипариса, и четко рисовался на фоне неба его силуэт, причудливый, как яблони на японских картинах, - такова была наша дорога и ее окрестности. Порою в канале мирно проплывал аллигатор или на берегу мелькала, отражаясь в воде, живописная фигура негра, следившего за поплавком, подобно неподвижной статуе.

Наконец мы добрались до Вест-Энда - группы гостиниц летнего, дачного типа с просторными верандами вокруг всего дома, где у самых ступенек плескались волны широкого голубого озера Поншартрен. Мы обедали на нижней веранде, над самой водой; главным блюдом была знаменитая рыба "помпано", восхитительная, как не слишком тяжкий грех.

Тысячи людей приезжают каждый вечер по железной дороге и в экипажах в Вест-Энд и в Испанский форт, обедают здесь, слушают оркестр, прогуливаются на открытом воздухе при свете электрических фонарей, катаются на яхтах по озеру и вообще развлекаются.

Нам случалось и в другое время и в других местах пробовать "помпано", В частности на редакционном обеде в одном из городских клубов. Но здесь эта рыба была приготовлена с наивысшим совершенством и оправдывала свою славу. Вместе с ней подали высокую пирамиду пунцовых речных раков - крупных, величиной с большой палец, вкусных, нежных, аппетитных. Потом подали сильно наперченные жареные снетки, потом отборные креветки и блюдо мелких крабов с мягким панцирем - самого лучшего сорта. Остальные блюда, которые нам подавали, можно получить и у Дельмонико¹ и в Букингемском дворце; но те, о которых я упомянул, бывают, по-моему, так изумительны только в Новом Орлеане.

¹ (Дельмонико - владелец одного из самых дорогих ресторанов в Нью-Йорке)

На Западе и Юге имеется новая организация - Метельная бригада. Она состоит из молодых девушек, которые носят установленную форму и проходят пехотное учение с метлами вместо винтовок. Их очень приятно наблюдать в обычной обстановке. Когда же они выступают на театральной сцене, в блеске разноцветных огней, они, должно быть, представляют собой эффектное и очаровательное зрелище. Я видел, как они выполняли все свои сложные упражнения грациозно, с воодушевлением и удивительной точностью. Я видел, как они проделывают с метлой все, что только может проделать человек, - за исключением подметания. Я не видел, чтобы они мели. Но знаю, что они могли бы этому научиться. Доказательством служит то, чему они уже успели научиться. И если они когда-нибудь этому научатся и двинутся в поход на Чупитулас или на другую из окружающих улиц, проезды примут через несколько минут гораздо лучший вид. Зато девушки потеряют вид, так что в конце концов выйдет то же на то же.

Учение происходило в Вашингтоновских артиллерийских казармах. Здесь нам удалось увидеть много интересных реликвий войны - между прочим, прекрасную картину масляными красками, изображающую последнее свидание Джексона¹, по прозвищу Каменная Стена, с генералом Ли. Оба верхом. Джексон только что подъехал и что-то говорит Ли. Картина представляет собой большую ценность так как портреты подлинны. Но, как и многие другие исторические картины, она ровно ничего не говорит без подписи. А подпись к ней годилась бы любая.

¹ (Джексон Томас-Джонатан, прозванный "Каменная Стена" (1824 - 1863), и Ли Роберт-Эдуард (1807 - 1870) - генералы армии южан в Гражданской войне США)

Первое свидание Ли и Джексона. 
Последнее свидание Ли и Джексона. 
Джексон представляется Ли. 
Джексон принимает приглашение Ли к обеду. 
Джексон с благодарностью отклоняет приглашение Ли 
                                          к обеду. 
Джексон извиняется за проигранное крупное сражение. 
Джексон докладывает о великой победе. 
Джексон просит у Ли спичку.

Картина рассказывает одно, и этого вполне достаточно; она говорит просто и ясно: "Вот тут вместе Ли и Джексон". Художник хотел бы сказать, что это последнее свидание Ли и Джексона, если бы мог это сделать. Но он не мог сделать, потому что сделать это не было никакой возможности. Четкая надпись под исторической картиной обыкновенно в смысле осведомления стоит большего, чем бесконечное множество многозначительных поз и выражений. В Риме люди тонкой и отзывчивой души стоят в слезах перед знаменитой "Беатриче Ченчи накануне казни". Вот что значит подпись. Если бы зрители не знали, в чем дело, они без всякого волнения смотрели бы на картину и говорили: "Девушка, больная сенной лихорадкой", или: "Девушка с мешком на голове".

Я нашел, что полузабытые южные интонации и пропуски звуков для моего уха так же приятны, как некогда. Речь южанина - музыка. По крайней мере для меня она - музыка, но я ведь родился на Юге. Для воспитанного южанина звук "р" не существует, разве только в начале слов. Он говорит: "к'асавец" или "завт'ак", или "пе'ед с'ажением", и так далее. Если написать словца так, как он их произносит, они, может быть, будут непривлекательны для глаза, но слух они чаруют. Когда звук "р" исчез из южной речи и как это случилось? Привычка проглатывать его не заимствована у Севера и не унаследована от англичан. Многие южане - даже большинство - вставляют после "к" звук "и" в некоторые слова, которые начинаются с "к". Например, они произносят: "Мистер Кйата" (Картер), говорят, что они играют в "кйаты" и т. д. И они сохранили приятный обычай, давно исчезнувший на Севере, - часто употреблять почтительное обращение "сэр". Вместо короткого "да" и отрывистого "нет" они говорят: "Да, сэ", "Нет, сэ".

Мы подслушали здесь одно замечательное словечко, - словечко, ради которого стоило съездить в Новый Орлеан, - отличное, гибкое, выразительное, удобное словечко: "леньяпп". Американцы его произносят: "леннни-яп". Слово это испанского происхождения, так нам оказали. Мы обнаружили его в первый же день в заголовке газетной статьи о разных разностях; на второй день слышали его от двадцати человек; на третий спросили, что оно означает; на четвертый усвоили его и стали легко распоряжаться им. Оно имеет ограниченный смысл, но, кажется, его несколько расширяют, когда это удобно. Это - как бесплатное приложение, нечто, получаемое даром, не в счет. Обычай этот возник в испанском квартале города. Когда ребенок или слуга, а может быть - бог его Знает! - даже сам мэр или губернатор покупают что-либо в лавке, они, закончив покупку, говорят:

- Дайте мне что-нибудь на "леньяпп".

Лавочник всегда соглашается: даст ребенку кусочек лакричного корня, слуге - дешевую сигару или катушку ниток, губернатору... не знаю, что он даст губернатору, возможно голос на выборах.

Когда вам предлагают выпить, - а это время от времени бывает в Новом Орлеане, - и вы говорите: "Как, опять? Нет, я выпил достаточно", ваш собеседник отвечает: "Ну, еще один раз - это на "леньяпп". Когда какой-нибудь вздыхатель замечает, что он в любезностях немного перехватил мэру, и по лицу своей мисс видит, что сооружение было бы надежнее без последнего, увенчавшего его комплимента, он, вместо того чтобы сказать: "Простите, я не хотел вас обидеть", выражается короче: "О, это на "леньяпп". Если лакей в ресторане споткнется и выльет чашку кофе вам на затылок, он говорит: "На "леньяпп", сэр", - и бесплатно приносит вам другую чашку.