Б. Легенда замков "Ласточкино гнездо" и "Братья"

I

Лет триста тому назад в замке "Ласточкино гнездо" и в замке побольше под самым Неккарштейнахом, проживали два рыцаря, два брата-близнеца, оба старые холостяки. Родных у них не было. И были они очень богаты. Они бились во многих сражениях и, украшенные почетными шрамами, удалились в частную жизнь. По своим делам это были честные и достойные люди, но в народе им дали довольно нелестные прозвища: одному - господин Недам, другому - господин Непроси. Старым рыцарям так полюбились их прозвища, что, если кто из горожан называл их настоящим именем, они его поправляли.

В те времена самым знаменитым ученым Европы был доктор Рейхман из Гейдельберга. Вся Германия гордилась этим замечательным человеком, что не мешало ему жить очень скромно, - ведь великие ученые всегда бедняки. Но если не было у него денег, то было зато другое богатство: его дочь - прелестная юная Хильдегард, и его библиотека. Библиотеку он собирал всю свою жизнь, том за томом, и дрожал над ней, как дрожит скупец над накопленным золотом. Он не раз говорил, что две нити привязывают его к жизни - дочь и библиотека; перережьте хотя бы одну из нитей, и он умрет. И вот как-то в злосчастную минуту старый простак, в надежде добыть дочери приданое, доверил свои небольшие сбережения проходимцу, пообещавшему выгодно пустить их в оборот. Мало того, он не читая подписал подсунутую ему бумагу. Ибо таков обычай поэтов и ученых - подписывать но читая. А между тем коварная бумага чего только не возлагала на его ответственность. И вот как-то вечером он узнает, что должен тому проходимцу ни много ни мало - восемь тысяч золотых! Это известие пришибло старика, В его доме воцарилась скорбь.

- Что ж, продадим библиотеку, - молвил старый ученый. - Ничего другого у меня нет. Одну ниточку придется перерезать.

- А что это тебе даст, отец? - спросила дочь.

- Сущий пустяк! Мои книги стоят в лучшем случае семьсот золотых. А на аукционе они пойдут и вовсе за гроши.

- Значит, ты напрасно отдашь половину своего сердца, радость своей жизни, а долг почти не убавится?

- Ничего не поделаешь, дитя мое. Наше сокровище прядется пустить с молотка. Мы обязаны уплатить сколько можем.

- Отец, я чувствую, святая Дева не оставит нас в беде. Не будем терять надежду.

- Ей не совершить такого чуда, не сотворить восемь тысяч золотых на пустом месте, а нам ничто другое не поможет.

- Она может свершить и более великое, отец. Увидишь, она спасет нас.

К утру усталый старик задремал в своем кресле: всю ночь он глаз не сводил с любимых книг, - так осиротевший смотрит на дорогие черты покойника, стараясь закрепить их в своей памяти, чтоб было чем потом наполнить бездонную пустоту. Но тут к нему вбежала дочь и, осторожно разбудив его, сказала:

- Предчувствие не обмануло меня, святая Дева спасет нас. Этой ночью она трижды явилась мне во сне, говоря: "Ступай к господам Недам и Непроси и умоли их прийти на торги". Разве не говорила я, что добрая Дева спасет нас, да будет ее имя трижды благословенно!

Старик, как ни горько было у него на душе, расхохотался.

- Уж лучше воззвать к камням, на которых воздвигнуты замки этих рыцарей, чем к тем, что заключены в их сердце, дитя мое! Зачем им книги на ученых языках? Они и на своем читать не горазды.

Но ничто не могло поколебать веру Хильдегард. Рано утром, веселая, как птичка, она отправилась в путь вверх по Неккару.

Между тем господа Недам и Непроси сидели в Недамовом замке "Ласточкино гнездо" за первым завтраком, сдабривая еду перебранкой. Надо сказать, близнецы души друг в друге не чаяли, но был один вопрос, о котором они не могли говорить спокойно, а не говорить о нем тоже не могли.

- Предсказываю тебе, - кричал Недам, - ты еще по миру пойдешь со своей несчастной страстью помогать тем, кто будто бы беден и благороден. Все эти годы я заклинал тебя бросить эту блажь и поберечь свои деньги, но на тебя ничто не действует. Вечно ты прячешь от меня свои тайные благодеяния, хотя не было случая, чтобы я не вывел тебя на чистую воду. Каждый раз как какой-нибудь бедняк вдруг с чьей-то помощью становится на ноги, я уже знаю, что тут без тебя не обошлось. Осел ты неисправимый!

- Кроме, конечно, тех случаев, когда помогаешь ты. Ведь что я делаю для одного бедняка, ты делаешь для десяти. И ты еще растрезвонил на всю округу свое прозвище "Недам", лицемер несчастный! Да я бы скорее дал себя повесить, чем стал так морочить людей. Твоя жизнь - сплошной обман. Но поступай как знаешь, моя совесть чиста! Чего только я не делал, чтобы спасти тебя от разорения, - ведь к этому ведет твоя шалая благотворительность! Но теперь я в сотый раз умываю руки. Блаженный простофиля, вот ты кто!

- А ты блаженный старый олух! - взвился Недам.

- Клянусь, ноги моей больше не будет в доме, где меня так поносят. Свинья ты невоспитанная!

На этом слове господин Непроси вскочил в негодовании. По счастью, что-то помешало их дальнейшим объяснениям, и обычная ссора братьев сменилась обычным нежным примирением. Седовласые чудаки мирно распростились, и господин Непроси отправился к себе в замок.

Спустя полчаса перед Недамом предстала Хильдегард. Услышав ее печальную повесть, он сказал:

- Мне поистине жаль тебя, милое дитя; но я очень беден; к тому же книги - это хлам, мне они без интереса. Желаю тебе удачи, но сам я на торги не приду.

Он произнес эти жестокие слова как мог ласковее, но у девушки сердце разрывалось от его слов. Когда же она ушла, старый притворщик сказал, потирая руки:

- Вот удача так удача! На этот раз я спас карман моего братца без его ведома и согласия. Ничто другое не помешало бы ему броситься на выручку старому ученому, гордости Германии. Девушка не посмеет к нему обратиться после того приема, какой оказал ей его брат Недам.

Однако он ошибся. Святая Дева повелела, и Хильдегард повиновалась. Она пошла к Непроси и рассказала ему о своем горе. Он холодно ответил:

- Я бедняк, дитя мое, и не вижу в книгах толку. Желаю тебе удачи, а уж на торги меня не жди.

Но едва Хильдегард ушла, он рассмеялся и сказал:

- Эх, и разозлился бы мой безмозглый мягкосердечный братец, если бы узнал, как хитро я уберег его карман! Ведь он со всех ног помчался бы на помощь старому ученому. А теперь девушка и близко к нему не подойдет.

Когда Хильдегард вернулась домой, отец спросил, каковы ее успехи.

- Дева Мария обещала нам помочь, - отвечала Хильдегард, - и она сдержит слово, хоть и не тем путем, как я думала. У нее свои пути, и они самые верные.

Старик погладил ее по голове и скептически улыбнулся, но он всей душой порадовался непоколебимой вере дочери.

II

На другой день в большом зале "Таверны Рыцарей" собралось много охотников поглядеть на аукцион. Хозяин заведения отдал под торги свой лучший зал, сказав, что сокровище почтеннейшего сына Германии негоже пускать с молотка в каком-нибудь неказистом помещении. Хильдегард с отцом уселись рядом с книгами, взявшись за руки, молчаливые и печальные. Народу набился полный зал. Торг начался.

- Продается ценная библиотека! Вот она перед вами, вся как есть! Кто сколько даст? - возгласил аукционист.

- Пятьдесят золотых!

- Сто!

- Двести!

- Триста!

- Четыреста!

- Пятьсот золотых!

- Пятьсот двадцать пять! Короткая заминка.

- Пятьсот сорок!

Более долгая заминка, аукционист удвоил свои старания.

- Пятьсот сорок пять!

Еще более долгая заминка, аукционист поощряет, убеждает, уговаривает - бесполезно, все как в рот воды набрали.

- Ну, кто же больше? Пятьсот сорок пять - раз, пятьсот сорок пять - два...

- Пятьсот пятьдесят!

Голос - сдавленный, визгливый - принадлежал согбенному старичку в рваных лохмотьях и с зеленой нашлепкой на левом глазу. Все, кто был рядом, оглянулись и уставились на него. Это был переодетый Недам, говоривший измененным голосом.

- Отлично, кто больше? - продолжал аукционист. - Раз, два...

- Пятьсот шестьдесят!

Голос, хриплый, низкий, на этот раз донесся из противоположного угла комнаты, где толпа стояла особенно густо. Многие оглянулись и увидели старика в необычном наряде, опиравшегося на костыли. Это был переодетый Непроси в синих очках и с длинной белой бородой. Он говорил измененным голосом.

- Идет! Кто больше?

- Шестьсот!

Общее оживление в зале. Послышались одобрительные замечания. Кто-то крикнул:

- Не сдавайся, Нашлепка!

От этого задорного возгласа публику еще больше разобрало, и десяток голосов подхватил:

- Не сдавайся, Нашлепка! Всыпь ему!

- Кто больше? Раз - шестьсот! Два - шестьсот! И - последний раз...

- Семьсот!

- Урра! Молодчина, Костыль! - крикнули из толпы. И Другие подхватили и закричали хором:

- Ура Костыль! Молодчина Костыль!

- Правильно, господа! Вот это по-настоящему! А ну, кто больше?

- Тысяча!

- Трижды ура Нашлепке! Задай ему перцу, Костыль!

- Кто больше? Кто больше?

- Две тысячи!

А пока толпа надрывалась и выла от восторга, Костыль бормотал про себя: "Кому это так понадобились эти дурацкие книжки? Ну да все равно, не видать их ему как своих ушей. Гордость Германии сохранит свою библиотеку, хотя бы мне пришлось разориться дотла, чтобы купить ее для него".

- Кто больше? Кто больше?

- Три тысячи!

- А ну-ка, выпьем все за Зеленую Нашлепку! Ур-р-ра!

А пока они пили, Нашлепка бормотал: "Этот калека, видно, сбрендил; но все равно - старый ученый получит свою библиотеку, хотя бы мой кошелек совсем отощал".

- Кто больше? Кто больше? Кто больше?

- Четыре тысячи!

- Урра!

- Пять тысяч!

- Урра!

- Шесть тысяч!

- Урра!

- Семь тысяч!

- Урра!

- Восемь тысяч!

- Отец, мы спасены! Говорила я тебе - Дева Мария сдержит свое слово.

- Да будет благословенно ее святое имя! - сказал старый ученый с глубоким волнением.

Толпа ревела:

- Ура! Ура! Ура! Не сдавайся, Нашлепка!

- Кто больше? Кто больше?..

- Десять тысяч! - Из-за царившего в зале возбуждения Недам совсем забылся и прокричал это, не изменив голоса. Брат тотчас же узнал его и пробормотал под рев и шум в зале: "Ага, это ты, дурачина! Так получай свои книжки, уж я то знаю, на что они тебе сдались!"

Сказав это, он незаметно удалился, и аукцион пришел к концу.

Недам пробрался сквозь толпу к Хильдегард, шепнул ей что-то на ухо и тоже скрылся. Старый ученый обнял дочь и сказал:

- Поистине, божья матерь сделала больше, чем обещала. Дитя, у тебя теперь богатое приданое. Подумай только, две тысячи золотых!

- Более того, - воскликнула Хильдегард. - Она и книги тебе вернула: незнакомец шепнул мне, что купил их не для себя. "Пусть славный сын Германии владеет ими по-прежнему", - сказал он. Мне хотелось узнать, как его зовут, поцеловать его руку, испросить у него благословения, - но то был ангел, посланный Девой; а мы, смертные, не достойны обращаться к тем, кто обитает в горних высях.